Белорусские повести - Иван Петрович Шамякин

Ей-богу, мне понравилась эта мысль.

— Эля, — спросил я, — а можно мне встретиться с вами и Верой?

— Ну со мной можно в любое время, — засмеялась она. — А вот со мной и Верой… Погодите, — сказала уже серьезно, — вы сейчас можете приехать сюда?

— Куда?

— В Дом радио… У нас тут запись, она должна скоро кончиться. Вы были здесь когда-нибудь?

Нет, я никогда не был в Доме радио и сказал об этом Эле. Она пообещала заказать пропуск, велела взять с собой паспорт и приехать через час в четвертую студию. Это на четвертом этаже, надо подняться на лифте и сразу же налево.

Положив трубку, я встретился с настороженным взглядом мамы. Она сидела за столом с какой-то работой, в очках, я подошел к ней, обнял худые, узкие плечи:

— Ну не надо так смотреть на меня… Вернусь не поздно…

— Гляжу, знакомых девушек у тебя сколько угодно. Неужто нельзя какую-нибудь из них выбрать в жены?

— Мама, тебе уже надоело приглядывать за сыном и ты ищешь замену, верно?

Моя шутка ей не понравилась, она ничего не ответила, только вздохнула. Ну что ж, можно понять ее озабоченность судьбой родного сына…

Я осторожно провел ладонью по ее теплой поблекшей щеке и пошел одеваться.

По дороге думал, что скажу Вере. Особенно убедительных и умных слов не находил и решил просто сказать, как теперь Толе плохо. Этого будет довольно, если она хоть чуточку любит его. Я был уверен, что меня поддержит и Эля.

С неожиданной теплотой, по-хорошему думал я о ней, сам себе признаваясь, что подсознательно я все эти дни скучал, хотел быть с нею, видеть ее, и теперь с нежностью вспоминал какие-то жесты ее, слова…

В Доме радио я поднялся на четвертый этаж. Там за большими черными дверьми слышался Верин голос, она пела песню «Явор и калина», красиво пела, с чувством.

Я отворил дверь в вошел в комнату. Тут на огромных магнитофонах крутилась пленка, за широким пультом с разными ключами и микшерами сидела пожилая женщина с крашенными в каштановым цвет волосами, держа в отставленной в сторону руке сигарету. Молоденькая девчушка примостилась на стуле у окна и поглядывала на магнитофон.

А где же Вера?

Пока я не огляделся и не увидел за толстым двойным стеклом в другом помещении — радиостудии — Веру перед микрофоном и за роялем Элю, я растерянно вертел головой, не понимая что к чему. И женщина за пультом, и девушка у окна смешливо следили за мной, что, мол, за чудило врывается во время работы да еще ведет себя, как дурак на ярмарке.

Я сказал, что мне нужны Вера Луговская и Эля… Тут я споткнулся, потому что не знал Элиной фамилии, не догадался спросить. Но меня сразу же поняли и сказали, чтоб я немного подождал, записывается последний вариант песни, сейчас и Вера и Эля выйдут.

Верно, они вышли минуты через три. Эля заметила меня сквозь то двойное стекло и помахала рукой. Белая кружевная блузка с длинными рукавами, черный сарафан придавали ей строгий вид.

Вера подала мне узкую холодную ладонь, устало улыбнулась и попросила:

— Ты, Володя, не обижайся на меня за вчерашнее. Я тебе много лишнего наговорила…

— Да только ли мне, — сразу приступил я к делу, но она не дала мне продолжить. Снова положила холодную свою ладонь мне на руку:

— А об остальном лучше не надо.

— Послушай, да ты знаешь, что натворила? — загорячился я. — Ты бы поглядела, что сталось с Толей.

— Я все знаю, Володя, — губы ее передернулись и твердо сжались. — Поверь, мне тоже нелегко, но рано или поздно мы должны были прийти к этому…

— Ну как знаешь, — сдался я, потому что понял, что никакое красноречие не может изменить ее решения. Да и не мне, в конце концов, вмешиваться в это дело.

— Ну, как записались? — спросила Вера у пожилой женщины.

— В норме, — ответила та. Прямо с пульта, нажав белую клавишу, включила магнитофон на перемотку. С мышиным писком закрутилась обратно пленка. Интересная аппаратура, с удовольствием бы покопался в ней. Еще со школьных лет завораживает меня радиотехника.

— Дать послушать? — повернулась женщина к Эле.

— Что за вопрос, Ольга Александровна, конечно, дать! — весело и возбужденно воскликнула Эля. Подошла к окну, оперлась спиной о высокий подоконник и показала на место рядом с собой:

— Идите, Володя, сюда. Послушайте наше творчество.

Вера села возле пожилой женщины, и мы стали слушать песню. Мне она понравилась, и я сказал это, когда она окончилась. Вера встала и, не говоря ни слова, вышла. Зато Эля начала хвалить Ольгу Александровну за удачно поставленные микрофоны, благодаря чему фортепиано и голос звучат ровно, передана каждая интонация, каждая нотка.

Вера вошла уже одетая, попрощалась со всеми, Эля же схватила меня за руку и почти потащила в комнату напротив, из которой хорошо видна была улица и подъезд Дома радио.

— Вот посмотрите, он уже стоит…

— Кто стоит?

— Да кто же еще? Начальник ваш… Вон его машина…

В самом деле на другой стороне улицы я увидел «Волгу» Косенко.

Мы молча смотрели. Вот на высоком крыльце Дома радио показалась Вера. Косенко сразу же выскочил из машины, быстро подошел к ней, подал руку — она была уже на последних ступеньках — и помог сойти. Так вот, держа ее руку перед собой, довел Веру до машины, распахнул дверцу.

— Тьфу, — не выдержал я, — просто противно.

— Что противно? Вам не нравятся воспитанные мужчины?

Она хитро покосилась на меня, слегка вздрагивали ее длинные, густо накрашенные ресницы. Пошла по комнате, заставленной музыкальными инструментами в чехлах и разной вышины пюпитрами, потерла руки, закусила нижнюю губу в раздумье, потом сказала:

— Давайте пойдем отсюда… Вы проводите меня до троллейбуса, по дороге и поговорим.

Еще раз глянула на меня и засмеялась:

— Не бойтесь, сегодня мне за город не захочется…

И снова а шел рядом с ней, придерживая за мягкий меховой рукав, снова она сжимала рукой воротник шубки, зябко кутаясь в него, видны были только ее чистые белые скулы, глаза и нос.

— Я стараюсь понять Веру и, кажется, начинаю догадываться, — говорила Эля. — Видите ли, она очень устала за эти гастроли, выступать приходилось по два раза в день, транспорт в основном вертолеты, к тому же постоянные стычки с администратором. О, у нас такой администратор — деятель крупного масштаба. Инициатива так и бьет через край, так и