Белорусские повести - Иван Петрович Шамякин

Домна открыла холодильник, положила на стол кусок сала, молодого, не толстого, с прослоечкой. Теперь люди перестали подолгу кабанов кормить, лучше за год двух заколоть. А еще недавно, кажется, друг перед другом мужики хвалились, кто большего кабана откормил, чтоб сало на спине шире ладони было.

— Хозяйничай, сватья, а я пойду помидорчиков принесу.

Анэта сняла с гвоздя над плитой голубую — не деревянную — дощечку, нарезала сало на толстые большие ломти, потом спохватилась, что теперь так не режут, Федя и тот берет нож и сам на меньшие разрезает.

За делом рассматривала кухню, белый буфет, где за стеклом стояло столько и чайной и всякой посуды, что хватило бы на целое застолье.

И на кухне, как и в комнате, чувствовался достаток.

Анэта нарезала сала, огляделась, чтоб взять хлеб, тоже нарезать, открыла буфет, но хлеба не видно было. Остановилась в нерешительности, потом даже приоткрыла холодильник — может быть, там?

— Мама? Как это вы к нам надумали? Вот хорошо!

Анэта быстренько закрыла холодильник. Дочка подошла к плите, выключила горелку.

— А где же это хлеб у вас? Не найду.

— На холодильнике. В контейнере.

Валя приподняла крышку на другой кастрюле, под которой горел слабый огонек, взяла с буфета бумажный мешочек с сахаром, насыпала в кастрюлю и только тогда повернулась к Анэте. Та так и не начинала резать хлеб; стояла с ножом в руках, смотрела на дочку, на красную блестящую куртку с капюшоном на ней, на такие же сапоги, облегавшие ногу как чулок, на заячью шапку. Лицо розовое с мороза, подсиненные веки.

— Здравствуй, доченька!

Анэта сама шатнула к дочери, обтерла руку о юбку, но Валя не подала своей, взяла за плечи, поцеловала.

— Я сейчас приду, — бросила дочка. И было слышно, как она торопливо поднималась наверх.

— Вот уже и наши приехали. — Домна поставила на стол тарелку с огурцами и красными, тугими, будто только что помытыми помидорами.

— Садитесь, садитесь, сватья! Я сама на стол соберу.

Анэта присела на табуретку, смотрела, как Домна проворно поставила на стол тарелки, положила вилки, ложки. Налила в небольшие глиняные мисочки красного свекольника с капустой, в большую миску наложила жареной картошки.

— А-а, мать! Добрый день!

Митя вошел на кухню без куртки, без сапог, в кожаных штанах с синими подтяжками, подал Анэте руку.

— Вы, может, совсем к нам? Чтоб моей старухе веселей было.

— Тут же Генка у нее.

Анэта не нашлась, что еще ответить, вдруг подумала — что б она делала, если б это ей надо было хлопотать на кухне, ставить тарелочки и вилочки? Каждый день, ничего другого не знать. И не могла этого представить.

— Митя! Иди переоденься! А то человек приедет и ждать будет! — позвала Митю сверху Валя. — Я костюм тебе вынула и рубашку положила.

Валя вошла в кухню в тоненьком черном свитере, плотно облегавшем ее сильное, чуть полноватое тело. Волосы коротко подстрижены, соломенного цвета.

— Я не успею, ты успеешь, — шутливо огрызнулся Митя.

— Успею. Если б тебе не надо было ехать, то и сама съездила б.

— Ладно. Знаем мы.

Митя пошел наверх.

— А вы, мама, пересядьте сюда, в уголок. Тут вам просторней и спокойней будет. Это вы так сало нарубили? — добродушно усмехнулась дочь, взяла нож, разрезала Анэтины ломти еще пополам, на тоненькие, небольшие, чуть не светятся.

— А, будь оно неладно, я думала, что теперь сала вволю хватает.

— Сала не жаль. Никто его есть не хочет. Теперь попостней давай, мяса, говядинки.

— Ишь, баре, а кабы по делу, надо бы и вам сотки посеять, поросенка откормить. От стола же объедки куда деваете?

— Соседи забирают.

— Я и говорю…

— Хватит вам об этом. — Валя поставила перед матерью тарелочку с жареной картошкой. — Чего вам еще дать? Молока налью…

— Что молоко! Мать в гости пришла, надо было стол в комнате накрыть. Да и вина на столе нет.

— А может, и тут ладно, мама? А то туда носить только, — спросила Валя, накладывая картошку в тарелки.

— Ладно, ладно, еще чего!

— А где вино? — спросил Митя.

— Зачем вино? Тебе уже вино. Ведь с людьми говорить поедешь? — прикрикнула Валя на Митю.

— Я сам знаю, куда еду и что мне там делать надо, — сдержанно ответил Митя, и Валя покорно достала из буфета бутылку желтенького вина. Горлышко бутылки было обернуто серебряной бумагой.

— Зачем такую хорошую бутылку починать? Может, на дело какое пригодилась бы.

— И на дело хватит, — засмеялся Митя.

Анэта смотрела, как он налил полный бокал ей, сватье, себе и Вале. Поднял свой бокал.

— За вас, мать. Чтоб чаще к нам приходили, — улыбнулся, выпил и сразу же стал есть, как едят здоровые, проголодавшиеся мужчины.

Выпила и сватья, и Валя. Анэта сидела, подняв бокал к губам, окинула взглядом всех, опять посмотрела на Митю. Пить не хотелось, и она поставила бокал, только чуть пригубив. Вино было сладковато-кислое, невкусное.

Митя оторвался от тарелки, спросил у Анэты:

— Может, подать чего? Почему вы не едите?

— Нет, ничего не надо.

— Почто не пьешь, сватья?

— Нет, что вы, у меня еще сегодня… — Анэта опять не договорила, казалось, что не в пору еще, неудобно, пока люди полдничают.

— А ты почему один не едешь в Слуцк? — спросила Валя у Мити. — На мотоцикле скорее бы и туда и сюда.

— Так оно и будет туда-сюда. Слышала же про сегодняшнюю аварию?

— А тебе что? Пораспускали молодежь. Молоко на губах не обсохло, а уже «чернила» хлещут. Ты же его не сажал на трактор и в дорогу не отправлял?

— А машина чья? А хозяева в колхозе — кто?

— Ну, ты еще не хозяин. И нечего тебе рыпаться. Имеешь работу, все у тебя есть — и сиди, пока тебя никто не трогает!

— Мне уже только и осталось, что вокруг тебя ходить и тебя оглаживать.

Молодые с аппетитом ели, хотя недовольно поглядывали друг на друга.

Митя оторвался от еды и снова налил бокалы.

— Пей, сватья, пей! Оно сладкое, — потчевала Домна.

— Мне и домой надо, у меня же…

— Митяй-то подвезет. Митяй?

— Он ведь не сам едет, председатель его везет. Вон от конторы его «Волга» пылит. А ты еще не собрался, — снова кольнула Валя Митю. Вскочила, принесла стул, поставила на стол чистую тарелку, положила прибор.

Анэта посмотрела на вино, на сватью, раскрасневшуюся от выпитого, на Митю, который спешил доесть, на дочку: она стояла у окна и следила за председателевой машиной.

Скоро председатель вошел в дом.

— Здравствуйте, тетка Анэта! Что ж вы сидите, как сирота казанская и не едите ничего? — обратился он к