Нервы на пределе. Почему стресс — не слабость, а биология и что с этим делать - Ричард Маккензи

все больше. «Одна из главных проблем, связанных с развитием технологий и усилившихся с массовым выходом на удаленку, — стремление руководителей иметь инструменты для контроля за сотрудниками, поскольку они уже не могут пройтись по офису и лично проверить, кто чем занят», — говорит Пэйкс.

Однако очень важно убедиться, что существующие технологии, например оповещения электронной почты, не стирают границы между работой и домом, потому что тогда персоналу будет намного сложнее отключиться от рабочего стресса. «Представьте, что в пятницу в шесть часов вечера вы завариваете детям чай, а руководитель стучится в дверь, садится за стол, смахивает в сторону тарелки и спрашивает: “Как поживает проект?” Любому ясно, что это абьюзивное поведение, — объясняет Пэйкс. — Но мы сами впускаем в наши дома цифровой психологический аналог того же поведения. И это тоже провоцирует стресс. Младшие сотрудники ощущают необходимость отвечать как можно скорее, так как рассчитывают на повышение. А человек с обязанностями по уходу может чувствовать, что упускает возможность, не успевая ответить быстрее других».

Появление искусственного интеллекта подавалось многими как возможное избавление от стресса на работе: пусть компьютеры делают всю однообразную работу и справляются с большими объемами рутинных действий, а люди возьмут на себя творческую сферу или в утопическом представлении о будущем вовсе перейдут на трехдневную рабочую неделю и будут отдыхать. Но на деле все складывается немножко иначе.

Доктор Эбигейл Гилберт — одна из директоров Института будущего труда, научного центра, который исследует возможные изменения сферы труда в результате технологической революции и более эффективные и справедливые способы перехода к этим изменениям. Гилберт отмечает потенциальные сложности, связанные с так называемым парадоксом Моравека — феноменом, описанным в 1980-х группой ученых во главе с австрийским информатиком Хансом Моравеком. Парадокс Моравека гласит, что роботы и искусственный интеллект относительно легко выполняют сложные логические задачи, но с трудом справляются с некоторыми базовыми человеческими навыками, например визуальным восприятием и моторными навыками. «Допустим, я ухаживаю за бабушкой, наклоняюсь, чтобы взять тарелку, и помогаю ее убрать. Роботу будет очень сложно выполнить эту задачу. Зато искусственный интеллект легко сортирует резюме», — объясняет Гилберт.

А вот вам пример этого феномена из жизни: у нас так до сих пор, по сути, и нет легковых и грузовых автомобилей на автопилоте. Компьютеры взяли на себя лишь одну сферу вождения — навигацию, и заработанные тяжким трудом за долгие годы навыки ориентирования лондонских таксистов теперь уже никому не нужны. «Мы находимся в точке, где человек отвечает за механическую часть вождения, а компьютер — за когнитивную, — говорит Гилберт. — В данном случае добавление технологий привело к утрате навыка».

Таким образом, сотрудница склада Анна и персонал Teleperformance, находящийся под прицелом веб-камер в новую эпоху труда испытывают двойной стресс: от рутинной работы, не предусматривающей автономии, и мониторинга с помощью алгоритмов ИИ. «Не стоит воспринимать это как неизбежность, — говорит Гилберт. — Существует множество способов это предотвратить. Например, можно обязать работодателей перед внедрением каких-либо технологий проводить оценку их воздействия на человеческий труд и задумываться, как направить инновации на общественное благо и достичь большей производительности».

Некоторые страны уделяют этому вопросу больше внимания, чем другие. Законы Великобритании по охране здоровья и безопасности в основном касаются физического ущерба в традиционных сферах труда. Но по словам Гилберта, в Евросоюзе уже разрабатываются законы о «психосоциальном вреде», то есть стрессе.

Корпорации, профсоюзы и правительства по всему миру пытаются решать эти сложные проблемы, к которым постоянно добавляются новые. Однако это вряд ли успокоит тех, кто уже сейчас страдает от отсутствия личной автономии или сгибается под гнетом непрестанных и настойчивых требований на работе, отнимающей все время и силы.

У стресса, особенно связанного с работой, есть одна любопытная особенность: часто его первый видимый признак — это набор веса, особенно в области живота. Отчасти это можно объяснить тем, что у людей просто не хватает времени ходить по магазинам за свежими продуктами и готовить здоровые блюда. Но связь между стрессом и лишним весом намного сложнее, и об этом мы узнаем в следующей главе.

Глава 6. Углеводы, аппетит и стигма: стресс и вес

Стресс невозможно понять без учета широкого контекста его существования. То же касается выявления причин ожирения и изменений формы тела. В науке существует важный и постоянно обрастающий новыми доказательствами нарратив о влиянии стресса на вес, но его можно понять, только если знать о бесконечных социальных и культурных ловушках в этой теме. Главная из них — стигматизация, от которой никто не застрахован. Рассмотрим случай Андрея.

Андрею двадцать шесть лет. Он полузащитник в высшем дивизионе европейской футбольной лиги. Вряд ли его имя вам известно, если вы не болеете за его команду: лига, в которой он выступает, не принадлежит к элите европейского футбола. Но можно смело сказать, что Андрей построил профессиональную спортивную карьеру, о которой мечтают миллионы молодых людей, но достигают лишь немногие.

Андрей входил в основной состав сборной и участвовал в матчах почти каждую неделю. Имел средний для игрока лиги доход и входил в число 0,2 процента крупнейших налогоплательщиков страны. В двадцать шесть лет он уже обеспечил себя на всю жизнь. Он был счастлив — карьера складывалась удачно, голы забивались, болельщики его любили.

Но потом что-то случилось. Он начал забивать все меньше голов. Энергичный Андрей, незаменимый член команды, вдруг «сдулся» и сдал позиции. Его заменили другим футболистом, а потом временно вывели из сборной. Спортивные врачи недоумевали: физически с Андреем все было в порядке, но он будто потерял запал. Ответ нашелся во время диспансеризации, когда Андрей взвесился и обнаружилось, что он похудел на четыре килограмма. Тесты на мышечную силу выявили явное снижение показателей по сравнению с началом сезона. Возможно, он заболел? В конце концов Андрей сам робко признался врачам, в чем проблема, и объяснение оказалось простым, хоть и неожиданным: он сидел на диете.

У Андрея телосложение футболиста: если вы помните английского нападающего Уэйна Руни, он чем-то на него похож. Невысокий, широкоплечий, с широкой грудью и отлично развитыми мышцами. На поле Андрей практически сметал защитников: из-за низкого центра тяжести и мощных мышц спины и пресса противостоять ему было крайне затруднительно. Андрей это понимал, но, глядя на более гибкие торсы своих товарищей в раздевалке, казался себе слишком массивным. На пляже в плавках Андрей бы выглядел стройным, мускулистым и атлетичным по сравнению с основной массой, но он сравнивал себя только с другими профессиональными футболистами. Поэтому и сел на диету, что в скором времени сказалось на его рабочих качествах.