Ювелиръ. 1807 - Виктор Гросов

Но рука «родственника» замерла в воздухе. Жадность победила ярость. Он опустил кулак. Покалечить меня сейчас — значило убить курицу, которая, возможно, несет золотые яйца.

Он медленно протянул руку, взял мой маленький слиток. Повертел его в пальцах, ощущая его гладкость и вес. Его лицо исказилось.

— Как? — прохрипел он. — Как ты это сделал?

Я смотрел на него снизу вверх, играя свою роль забитого щенка.

— Говори, тварь! — его голос сорвался на крик. Он схватил меня за рубаху. — Это колдовство? Говори!

Если сейчас боднуть его аккурат в переносицу, то он умоется так, что долго в себя не придет. Вдох-выдох. Держись, Толя, держись.

Я знал, что любое слово сейчас будет ошибкой. Он тряхнул меня и отшвырнул в сторону. Он снова посмотрел на слиток, затем на меня. На его лице отражалась отчаянная работа мысли. Он не понимал, но чувствовал, что я — его единственный шанс выбраться из той ямы, в которой он оказался.

«Дядя» подошел к двери, вышел, и я услышал, как снаружи лязгнул тяжелый железный засов. Он запер меня.

Странно.

Я остался один в наступившей тишине. Я не чувствовал ни страха, ни обиды. Только холодное удовлетворение и растущую тревогу. Я выиграл интеллектуальную дуэль. И перестал быть для него просто обузой, которую можно продать в рекруты. Я стал ценным, непонятным активом. Чудом, которое он запер в клетке, чтобы научиться им пользоваться. Раньше меня могли выкинуть. Теперь меня будут пытаться «доить», выжимая из меня секреты. И убьют, как только я перестану быть полезным.

Времени на побег оставалось все меньше.

Да, нужно бежать. Это решено.

В углу, в куче мусора, лежал мой маленький, идеальный слиток — доказательство моей правоты и причина моего текущего положения. Я не чувствовал триумфа, только холод от осознания того, насколько сложнее стала моя задача.

Поликарпов вернулся через час, еще более пьяный и мрачный. Он швырнул мне кусок меди и старый резец.

— Точи. И чтобы остро было.

Я взял инструмент и пошел к точильному камню. Монотонная, физическая работа была именно тем, что нужно. Она успокаивала нервы и давала время подумать. Пока руки двигались, выводя идеальную кромку, мозг анализировал произошедшее, отсекая эмоции и оставляя только факты.

Факт первый: моя демонстрация силы сработала не так, как я ожидал. Я думал показать свою ценность, а вместо этого показал свою опасность. Он испугался и запер меня. Вывод: любая открытая демонстрация превосходства — это самоубийство. Отныне — только мимикрия. Нужно стать тенью, притвориться бестолковым, но исполнительным.

Я специально сделал угол заточки чуть более тупым, чем нужно. Отдал резец Поликарпову. Он провел пальцем по лезвию, хмыкнул, сам подправил его на бруске и бросил мне обратно.

— Учись, щенок.

На его лице промелькнуло подобие удовлетворения. Он снова был Мастером, который учит нерадивого ученика. Ясно. Нужно кормить его эго, давать ему возможность чувствовать себя главным. Это — цена моей безопасности.

Факт второй: он запер меня. Это означало, что разговоры кончились. Он не собирается меня отпускать или продавать. Он собирается меня использовать. Я стал его ресурсом, который он будет держать в клетке. Вывод: из этой системы нет цивилизованного выхода. Из нее можно только сбежать.

Вечером, когда Поликарпов, напившись, завалился спать, я подошел к двери. Осмотрел засов, потом замок. Замок был простой, но надежный, амбарного типа. Взломать его силой я не смогу. Несмотря на всю свою простоту, имел немного сложную конструкцию, что удивительно (остается только гадать откуда у «дяди» недешевый, в принципе, замок). Но его можно было вскрыть. Для этого нужна была отмычка. Точнее, набор из двух-трех тонких стальных щупов определенной формы. Я мысленно представил их. Чтобы изготовить такой инструмент, нужна была точность, недоступная при работе «на глазок». Нужна была обработка металла на уровне десятых долей миллиметра. Нужна была способность видеть то, чего не видел обычный глаз.

И тут все части головоломки сложились в единую картину. Мой путь к свободе начинается с технологии.

Я не смогу сделать отмычку, пока не смогу четко видеть, что я делаю. Мне нужен был инструмент, который расширит мои чувства, даст мне преимущество, которое никто из них не сможет ни понять, ни скопировать. Мне нужна была идеальная оптика. Опять я возвращаюсь к этой идее. Профдеформация, чтоб ее.

Эта мысль стала центром моего нового мира. Прецизионный оптический инструмент. Это будет мой первый, тайный капитал, первый шаг в плане побега.

На следующий день, выполняя приказ вынести мусор и помои, я уже вел разведку. Мозг сканировал каждый предмет на заднем дворе, оценивая его потенциал. Ржавые гвозди возле горна — материал для будущих инструментов. Осколки кирпича — абразив. А вот в куче битой посуды, я увидел толстый, зеленоватый осколок донца от бутылки из-под вина.

Я быстро спрятал его за пазуху. Стекло было не идеальным, зато однородным, без пузырей. Этого было достаточно. Первый компонент для моего оружия был найден. Я посмотрел на запертую дверь сарая. Теперь я знал, с чего начну копать подкоп к победе — лучом света, как бы высокопарно это не звучало.

Глава 3

Санкт-Петербург.

Август 1807 г.

Прошла неделя монотонной работы, унизительных понуканий и гнилой капусты в щах. Я играл свою роль так хорошо, что Поликарпов, кажется, начал успокаиваться. Я был медлителен, неуклюж, задавал глупые вопросы. Несколько раз я намеренно «портил» самую простую работу, за что исправно получал подзатыльники, от которых научился уворачиваться (но я их честно считал, чтобы предъявить счет). Я кормил его эго, усыплял его бдительность, и он, кажется, начал верить, что тот случай со слитком был действительно колдовством, случайностью, пьяным бредом. Он снова видел во мне того, кем я должен был быть — бестолкового покорного щенка.

Это давало мне передышку и возможность думать.

Сегодня он швырнул мне на верстак небольшую медную пластину.

— Полируй. Да чтоб без царапин, как у кота… кхм. Под гравировку для табакерки. Ежели заказ выгорит — может, и перепадет чего.

Я взял пластину. Задача была простой, почти медитативной. Но когда я принялся за работу, то столкнулся с проблемой, которую не мог предвидеть. Мои глаза. Точнее, глаза этого тела. Зрение было острым, юношеским, но через десять минут сосредоточенной работы с мелкими царапинами голова загудела, а в глазах начало рябить. Я понял, в чем дело.