Эхо черного леса - Владимир Павлович Беляев

— У меня есть для него новое поручение в Латвию.

— Опять к мертвецу?

— Этот наверняка жив. Последнее радиосообщение пришло от него в прошлом месяце. — И, доставая бумагу, «профессор» прочел: — Это — Карлос Янович Озолис. Он был командиром латышского батальона СС со званием майора и принимал участие в карательной команде СД Арайса. Почему очень ценно наладить с ним связь? Он знает наше движение, был здесь на Украине со своим легионом, когда немцы вылавливали партизан на Ровенщине и возле Луцка. С ним дважды встречался тогда Мыкола Лебедь. Это верный человек.

— Вы мне дадите его координаты?

— Попозже, — сказал «профессор». — Пароль и отзыв я скажу Дыру и проинструктирую его, как лучше всего связаться там в Риге с Озолисом.

— Добре, — сказал Кравчук. — Рискнем еще раз! Скажите, а где теперь мой старый дружок — Марко?

— Марко? — спросил «профессор». — Он в Англии. Через него наш провод осуществляет все контакты с английской разведкой.

— Это он направлял сюда, в край, группу Мытаря?

— Он, вместе с Рочестером и Чильтоном.

— А вы знаете, что, как только Мытарь пришел во Львов, он пришел с повинной к Советам и напечатал в газетах свое покаяние?

— Да, мы знаем об этом, — кисло улыбнувшись, сказал гость. — Но разве залезешь в душу человека?

— Проверять надо лучше курьеров, — сказал Кравчук назидательно. — И не посылать таких…

— Трудно найти подходящих, — меланхолически протянул гость. — Вот националисты — Бойдуник и Капустянский вели в Западном Берлине переговоры с генералом Клеем и Анной Розенберг — помощником военного министра Штатов. Наше эсбэ узнало о содержании этих переговоров. Бойдуник и Капустянский обещали Клею поставить две с половиной тысячи волонтеров в диверсионные школы, чтобы американцы их обучили, вооружили и в случае войны забросили сюда, на Украину. Но я думаю, что это блеф. Где им набрать столько кандидатов?

— Это побольше, чем в тех легионах «Нахтигаль» и «Роланд», что шли с немцами сюда в сорок первом.

— Конечно, побольше. Американцы любят крупные цифры…

— Кто вас принимал во Львове?

— Кучерепа, — сказал гость, — его псевдо — «Крига». Он живет на улице Глибова.

— Это тот Кучерепа, что работал в Политехническом институте?

— Теперь он служит на заводе «Автопогрузчик». Правда, особой радости мой визит ему не доставил. Когда после двух недель пребывания у него я сообщил ему об отъезде, он даже не предложил мне погостить еще немного.

— Теперь с каждым днем все опаснее становится принимать таких гостей, — сказал Кравчук. — Да, скажите, «профессор». На прошлой неделе во время очередной встречи по радио, Выдра стал принимать с Запада инструкцию под грифом «короткая чума», но передача сразу прервалась и уже больше не возобновлялась. Что это такое — «короткая чума»?

— Это последняя инструкция подполью, как действовать в случае войны.

— Когда американцы нападут на Советы?

— Американцы, англичане и, может, еще кто-нибудь.

— Значит, «чума» — это условное обозначение слова «война»?

— Да.

— А мы-то голову ломали! Думали, может, какие-нибудь сведения по бактериологии передаете.

— Рация хорошо работает? — спросил «профессор».

— Отлично. Интересно, как будет работать на новых кварцах?

— Думаю — еще лучше. Вы сегодня же сообщите Мюнхену о том, что я уже здесь. Такая у меня договоренность с Бандерой.

— Обязательно сообщим! — сказал Кравчук. — Все будет в ажуре!:

…Те несколько дней, которые провел подполковник Кравчук в командирском бункере вместе с «профессором», позволили Николаю Романовичу узнать многое, что впоследствии помогло нашим органам государственной безопасности вскрыть и пресечь попытки зарубежных империалистов засылать свою агентуру в СССР.

Когда же Кравчук убедился, что он основательно пополнил свои знания, а «профессор» рассказал ему все, что мог рассказать, по условленному знаку подполковника Кучма, принесший им еду, однажды сказал:

— Докладываю послушно! На горе Малый Сехлес — облава.

— Дело плохо! — сказал Кравчук, вставая. — Этак они могут прийти и сюда! Будем менять местожительство, «профессор». Давайте быстро, наверх.

…Когда за поворотом лесной дороги «профессор» увидел рядышком две окрашенные в зеленый цвет «победы» и стоящих возле них вооруженных чекистов, его поразило вначале не столько это зрелище, сколько полное спокойствие шагающего рядом Хмары и охранников.

— Стреляйте же, хлопцы! — крикнул «профессор», а сам рванул в сторону, но Кучма и Березняк, словно ожидавшие этого движения, крепко схватили его сзади за руки.

Уже сидя в машине, «профессор» хрипло, свирепея от злости, бросил сидевшему рядом Кравчуку:

— Это нечестно!.. Не по-джентльменски.

— Нечестно? — сказал, улыбаясь, Кравчук. — А вы хотели, чтобы мы сразу перестрелялись, и делу конец? Чтобы кровь пролилась? И о какой честности можете говорить вы после того, в чем сознались мне в бункере? Когда ваши «сторожевые псы национальной революции», как вы назвали своих эсбистов, убивали невинных жителей Сатанова, военнопленных под Юзвином и Винницей, женщин и детей в Дермани — это было честно? Когда националисты швыряли в колодцы живых украинских крестьян, то это было по-джентльменски, «профессор»?

…Так начался между ними новый диалог, которому предстояло продолжаться немало дней и ночей, пока полностью не прояснится истина, в поисках которой пришлось Кравчуку носить все это время чужую, вражью шкуру.

Уже в тюремной камере, оставшись один, «профессор» заплакал. Точно так же, должно быть, плакал от злости и огорчения много лет назад в одной из камер на Лубянке самый искусный конспиратор русской контрреволюции — Борис Савинков, которого перехитрили чекисты молодой Советской страны.

Конечно, «профессор» был фигурой поменьше Савинкова, но какие надежды возлагали на его опыт, на его осторожность там, на Западе, снабдившие его явками и долларами, новейшим оружием и ядами враги коммунизма! И вся его конспирация, весь его многолетний опыт, все его попытки скрыть от посторонних глаз полное подчинение зарубежных групп националистов иностранным разведкам — все это рухнуло в один миг.

Что бы ни говорил он теперь на следствии, как бы ни запирался, все, решительно все было напрасно. Ведь, признавая в Хмаре опытного бандитского атамана, растроганный тем, что он наконец установил живой контакт с подпольем, «профессор» разоткровенничался как последний хвастун мальчишка.

«Боже, как разыграли они меня, старого, опытного волка, человека, умевшего обманывать самых искусных сыщиков польской дефензивы!»

Он хотел было повеситься и, стянув штаны, разорвал штанину. Только вырвал он из нее длинный лоскут, как дверь камеры раскрылась и молодой сержант сказал:

— Нельзя портить казенное имущество, гражданин. Остатки ваших штанов я отнимаю, а новые вы получите, если следователь разрешит…

Пришлось «профессору» провести сутки, до очередной встречи с Кравчуком, без штанов, и это унизительное состояние еще больше подчеркивало полное крушение его карьеры…

***

Один из допросов «профессора» затянулся до поздней ночи.

— Скажите, Чепига, — называя «профессора» его