Под стук копыт - Владимир Романович Козин

Задумчивый Витя и трехлетний озорник Васька утром проснулись с воспаленными глазами. Был май, над совхозом стояли пыль и солнце. Глаза мальчиков слезились, дети смотрели на родителей с жалобным недоумением и хныкали. Васька презрительно отмахивался от материнской ласки, Витя, попискивая, лез утешаться к отцу.

— Забери детей, Люба! — сказал Метелин. — Что ты хочешь, Вит?

— Васька меня ударил и в арык толкнул.

— Вит, это было вчера.

— Я его и сегодня побью, — оживившись, сказал Васька.

Витя взглянул на обидчика, опустил руки и негромко заплакал. Метелин поставил его на пол.

— Иди реветь к матери. Рева.

— Зачем рожал?

— Я без детей не могу, и довольно, Люба, — сказал Метелин, взял папиросы и вышел.

— Приезжай скорей! — закричала жена вслед.

Метелин вернулся и крепко поцеловал жену. Рот у него был большой, губы толстые. Любовь Андреевна расцвела, поправила мужу галстук и приодела Ваську. Метелин взял его с собой, Витю оставил дома.

— А я буду в арыке купаться, — дерзко заявил тихий Витя и долго с обидой смотрел вслед машине.

Дом, в котором помещалась канцелярия совхоза, был построен из белого камня, с высокими окнами и торжественным крыльцом. Метелин широкими шагами поднялся на крыльцо. Васька побежал за ним, но раздумал и остался на крыльце.

Хозяйство ждало своего директора и сразу окружило его людьми, бумагами, событиями. Метелин прошел в кабинет и стал совсем другим, чем полчаса назад, — подтянутым, решительным, энергичным.

Васька с восторженным изумлением наблюдал утро большого хозяйства.

Копыта, колеса и гусеницы тракторов разбили песок долины в пыль, она лежала на дороге высоким слоем. Ноги лошадей были по колено белыми. Все было присыпано пылью, только солнце стояло в чистом небе. Мимо Васьки двигались арбы, грузовики, ослы, верблюды, люди — в чалмах, папахах, тюбетейках, кепках, картузах, разноголосые, черные, смуглые.

Толстяк в полинявшем халате, усатый и потный, подъехал к крыльцу верхом на ишачке; его босые ноги были в чарыках, из чарыков сыпалась пыль. За ишачкой бежал белый испуганный ишачонок. Толстяк слез с ишачки и важно поднялся на крыльцо, ишачонок сунулся к вымени. Васька решил во что бы то ни стало погладить ишачонка.

Из-за белого здания выехал трактор и остановился у крыльца. Тракторист с открытой грудью, масленый и блестящий, забежал в бухгалтерию и сейчас же выскочил назад, бормоча: "Насажали бюрократов!" Трактору развернуться было негде, тракторист дал от крыльца задний ход. Ишачка прыгнула в сторону, ишачонок за ней, Васька не успел.

Метелин в это время вышел на крыльцо.

Колесом трактора мальчику раздавило голову, он умер в пыли, мгновенно.

Два дня Метелин держался как мужчина. После похорон, к вечеру второго дня, в нем накопилось столько горя, что он захотел быть один. Жену с сыном позвала к себе подруга, в соседний дом.

Метелин сказал:

— Иди, Люба, пожалуйста, иди, я приду через час.

Он потушил свет в первой комнате и остался один в своем домашнем кабинете, сел за стол, закрыл глаза и долго сидел. Потом опустил голову на руки и заплакал. Плечи его вздрагивали, он плакал все громче, не сдерживаясь, вытирал нос, размазывал слезы по щекам и опять плакал.

Слезы его не облегчили. Он напрасно сдался. Все стало ненужным. Метелин обессилел: горе, затвердев, давило на плечи.

— Ну и все равно, — беззвучно шептал он, — все равно.

Голова и веки тяжелели. Он открыл глаза, прищурился на корешок одной из книг и вздрогнул. Овчарка Герда, опираясь лапами на стул, тянулась мордой к его лицу; ей только что удалось лизнуть заплаканное лицо хозяина, она хотела повторить. Метелин, отбросив овчарку от себя, крикнул нехорошим голосом:

— Уйди, ради бога!

Герда обиженно взвизгнула и, скуля, опять полезла к хозяину.

— Эх ты, дура, дура, — сказал Метелин, дрожа от волнения, — дурочка!

Он погладил длинную морду собаки и заглянул ей в глаза. Герда осторожно освободила свою голову от его ладоней, прислушалась, зарычала и бросилась в соседнюю комнату. Метелин вскочил.

— Я никого не хочу, — сказал он злым шепотом, прерывисто вздохнул, вытер лицо и спокойно открыл наружную дверь.

Перед дверью стоял зоотехник Кулагин.

Две недели, прожитые в пустыне, на седле и у вечерних костров, сделали Кулагина размашистым и грубым. Он быстро привык к знойному простору, к жизни, оторванной от всего мира, в которой нельзя ни болеть, ни плакать, к соленой воде, сухой лепешке, терпеливым товарищам, склонным к насмешкам, и сам научился ловко подсмеиваться над ними.

— Ну, Михаил Павлович, — громко сказал Кулагин и слизнул кровь с губ, растрескавшихся от зноя, — я нашел место для новой фермы, овцы будут довольны!

Метелин молчал. Движением руки он пригласил Кулагина в комнату. Пол был затоптан, на полу осталась роза. Кулагин не обратил на это внимания, он был возбужден возвращением в мир, где музыка, тени на окнах, слабый шум тополей. Электрический свет слепил ему глаза. В этих резких переходах от утомительного величия пустыни к внезапному множеству огней, лиц и слов Кулагин ощущал полноту жизни. Он становился мальчишкой, жадным и веселым от сознания своей силы и молодости, которой наплевать на прошлогодние обычаи и повседневные заботы.

Нос у Кулагина облез и облупился, с губ три раза сходила кожа, лицо было гнедым от загара, рубаха расстегнута, штаны оборваны и прожжены, от него воняло дымом и верблюжьим потом, а в глазах было столько решимости, задора и веселого ожидания, что Метелин отвернулся.

— Знаете что, — сказал он и посмотрел на затоптанный пол, потом на обожженную солнцем грудь Кулагина, — давайте все эти разговоры… Что ж вы стоите? Садитесь.

— А где ваша жена? Я не помешал?

— Жена с сыном ушла.

Овчарка понюхала колени Кулагина, подошла к хозяину и просунула морду между его ног. Метелин не глядя погладил ее. Он смотрел на Кулагина с завистью и одобрением и, не удержавшись, вздохнул.

— Это хорошо, что вы приехали, очень хорошо! Дома уже были?

— Нет, из песков к вам, по дороге. Знаете, какие у нас богатства? Пампасы, я видал кулана!

— Поезжайте домой, Андрей Петрович, помойтесь и отдохните. Жена, наверно, ждет.

— Конечно, ждет!

— Ну вот… Поезжайте на машине.

Метелин торопливо пожал руку Кулагину и открыл дверь. Под звездами чуть качались верхушки тополей. Воздух был чистый, далекие звуки наполняли ночь. Овчарка выскользнула в дверь и взмахнула хвостом.

— Вот что, — сказал Метелин и стал закрывать на ключ наружную дверь, — я вас провожу.

Шофер не спал. Он недавно женился. Жена у него была разбитная. Она вышла и, посмеиваясь, протерла фары. Шофер Вася включил свет, он ударил женщину в грудь.

— Давай скорей, Вася, — сказал