Белорусские повести - Иван Петрович Шамякин

наверное, она сама, а по сторонам, сзади, поотстав на какой-то шаг, — они, ее дети. Крепкие, гладкие, большие, почти взрослые. Ничего, что без отца, Полено-Хвоста. У-у, попадись им тогда кто-нибудь на дороге, пусть корова, лошадь или даже сам человек…

Даже зубами лязгнула, взвыла, представив, что будет, если кто-нибудь попадется им на дороге. «Не я, не мы будем удирать, а он… Да еще как, еще как удирать! Не один же волк, не одна я, волчица, а целая стая!.. Да мы гуртом все равно нагоним его. Не удере-ет! Наш будет! Непременно будет наш. Это не сейчас, когда я одна… Совсем, совсем одна…»

Так Подгалая, занятая своими мыслями, бежала и бежала по лесу. О козе как-то совсем забыла. Вспомнила, когда была уже довольно далеко от того лужка и копны сена, где видела козу. Вернулась, пробежала по лужку, обнюхала траву. По запаху догадалась, что коза недавно была здесь, на лугу. Может, даже нынче утром. Взяв след, побежала туда, куда ушла коза. Миновала небольшой реденький лозняк, ольшаник, затем молодые дубки и очутилась на лесной поляне. Прислушалась — что-то зашуршало в кустах.

«Коза?!»

Шмыгнула туда, в кусты. И верно, в кустах орешника стояла рыжая коза и облизывала языком такого же рыжего, как и сама, козленка, который, испуганно подняв голову, лежал в траве. «Ты смотри, у нее, оказывается, еще и малыш!» — обрадовалась, повеселела волчица. Коза, видимо, почуяла недоброе — повернула в ту сторону, где затаилась Подгалая, голову, прислушалась. Встал на ноги и козленок. Еще минута — и коза, а следом за нею и козленок метнулись в сторону. В другой раз волчица не погналась бы за козой, а залегла бы вот здесь, в кустах, у поляны. Знала — всякой козе присуща глупая привычка возвращаться на то место, где ее кто-то спугнул. Наверное, обычное любопытство — посмотреть, кто же ее прогнал. Но теперь Подгалая не стала прятаться в кустах и ждать. Коза с малым козленком далеко не убежит. Сама-то коза может и удрать, а козленок…

Подгалая стремглав бросилась за козой. Замелькали ветви кустов, высокая прошлогодняя трава. Минута, еще минута — и Подгалая почуяла запах молока и теплого живого мяса. Коза мчалась со всех ног, забыв о козленке. А может, и не забыла, спасалась, как могла, сама. Козленок пытался угнаться за матерью, но у него еще мало было сил, ловкости, и он скоро отстал. Подгалая нагнала его, зубами схватила за горло, бросила наземь…

Минута — и Подгалая уже рвала молодое тельце, глотала еще теплое мясо. Глотала вместе с кожей, с шерстью. Утолив голод, вспомнила о волчатах. «Пора, давно пора приучать их к мясу. Что им одно молоко? Да и не хватает его на всех. А что, возьму остатки в зубы да потащу к логову. Если не дети — сама съем. Не оставлять же здесь…»

Она схватила то, что еще недавно было козленком, в зубы и поволокла.

Тащить добычу было не так удобно, как бежать налегке, — она цеплялась за траву, за кусты, приходилось то и дело останавливаться, отдыхать: Но Подгалая не могла отказаться от своего намерения — надо приучать волчат к мясу.

У вывороченного дерева, под которым было логово, Подгалая остановилась, бросила добычу, насторожилась — пахло  ч е л о в е к о м!

«Неужели здесь кто-то ходил? А может, и теперь?..»

Отскочила в сосняк, постояла там, принюхалась, напрягая все свое волчье чутье.

«Да, пахнет человеком! Что ему здесь надо было, этому человеку, что привело его сюда? Кажется же, я была такой осмотрительной. Неужели где-то ошиблась, сделала что-то не так? А может, человек забрел сюда случайно?»

Шмыгнула под выворотень и…

Нет, она не растерялась, не заплакала, не обнаружив в логове своих детей. Просто не поверила, что волчат нет.

«Они где-то спрятались, услыхав близко человека. Может, заползли в какую-нибудь другую нору?»

Она обежала вокруг, обнюхала дерево, кусты — волчат не было.

«Неужели тот человек нашел их и забрал?..»

Все еще отвергая страшную догадку, Подгалая побежала по следам человека, который ходил здесь, у выворотня, и который, возможно, очень даже возможно, забрал ее волчат, упрекала себя, что задержалась — увлеклась охотой и долго не возвращалась в свое логово…

Нет, человека, как ни старалась, волчица не догнала. Может, и догнала бы, если б не побоялась бежать средь бела дня по голому полю в село. Ее ведь могли увидеть люди, и тогда… Рисковать?.. Нет, рисковать Подгалая не могла. Если бы хоть не видела, как убивали Полено-Хвоста…

Снова вернулась к логову, еще раз обнюхала все вокруг — волчат нигде не было.

«Значит, так оно и есть: их забрал, унес куда-то человек. Тот человек, который ходил здесь…»

Побежала снова по следам и снова, пробежав немного по полю, вернулась назад, к опушке. Не сводя глаз с села, Подгалая до самого вечера просидела в зарослях, меняя время от времени свое укрытие. Но даже и с наступлением сумерек жизнь в селе не утихла. Куда-то проехало с надсадным ревом, сверкая ослепительными глазами, то вонючее чудовище, что ездило и через лес; потом кто-то пел, играла гармошка. Подгалая ждать больше не могла, не было сил ждать — кралась тихо по следам человека, который был у выворотня и который — теперь она была в этом убеждена — забрал волчат. Перебежала по дорожке картофельное поле и наткнулась на забор. Ага, вот щель. Протиснулась в нее, тихо подошла к избе — к счастью, во дворе не было собаки. Собаки были в соседних дворах, они заходились от лая, рвались с цепи. Но что поделаешь — потребность знать, где волчата, была сильнее страха.

Волчат Подгалая быстро обнаружила — они были в доме, там, где жил и сам человек. И — живые. Живые! От радости Подгалая заурчала. Волчата услышали ее голос, заурчали в ответ. Она уловила даже их неспокойную, тревожную возню.

«Если они меня слышат, то может услышать и тот человек!»

Отбежала от избы, спряталась за хлев. В хлеву затопала, вставая на ноги, корова, завизжал поросенок.

«Еще, чего доброго, хозяин выйдет во двор…»

Метнулась дальше от хлева, в картофельное поле. Потом, когда село совсем затихло, даже собаки перестали лаять, прокралась снова к жилью человека, к той избе, где были теперь ее дети — волчата. И снова, услышав их неспокойную, тревожную возню, отбежала, спряталась.

Перед рассветом, когда на востоке начало светлеть небо, Подгалая, приблизившись еще раз к тому месту, откуда слышна была возня волчат, отбежала от села, вернулась в лес, к вывороченному дереву, в свое логово. Легла, но тут же опять вскочила на ноги: лежать одной в логове