Белорусские повести - Иван Петрович Шамякин

В глазах время от времени темнело, и тогда она проваливалась, словно в пропасть, в сон. Очнувшись, не чувствовала облегчения, голова была тяжелой, ноги непослушными, ее покачивало. Да и не было молока. Голодные волчата оттягивали, рвали соски. Она поняла — лежать ей в логове, быть все время с детьми не выходит. Надо куда-то идти, надо искать что-то поесть. Вспомнила снова Полено-Хвоста, его нелепую смерть… «Был бы жив Полено-Хвост, не пришлось бы оставлять детей одних. Принес бы поесть и мне, и малышам… А так… разве я не предупреждала его об опасности, разве не подсказывала?.. Нет, полез на рожон, в ту овчарню, понадеялся на свою силу», — в который раз и осудила, и пожалела она Полено-Хвоста.

Вначале она не отходила далеко от вывороченного дерева. Отбежит на несколько шагов — и назад, к волчатам. «Как, как они там, одни, без меня?» Вернется в логово, ляжет, согреет, даст волчатам потаскать себя за соски — и снова на ноги, снова бежит. Нюхает, ищет, где бы что-нибудь перехватить, чтобы не мучил, не сосал так голод. Ела, глотала без разбору все, что попадалось на глаза, — труху, птичьи яйца, мышей. Как-то вспомнился ей тот боровок, которого она загнала в ольшаник и там съела. И хотя это было не так и близко от логова, она все же побежала туда. Побежала не днем — днем оставлять одних волчат в логове не осмелилась, — а вечером, когда сгустились сумерки. Вначале бежала по лесу, потом выскочила на ржаное поле. Рожь поднялась уже довольно высоко и густо, бежать по ней было трудно. И Подгалая побежала лугом. Крадучись, достигла ольшаника. Было тихо, тепло и как-то тревожно. На минуту Подгалая остановилась, понюхала воздух — нет, кажется, нигде никого. Шмыгнула в ольшаник, без особого труда отыскала то место, где расправилась с боровком. Отыскала по запаху — остатки загнили и уже распространяли зловоние. Но Подгалая на это не обратила внимания — ела, что попадало ей в рот. Кусок бедра даже схватила в зубы и понесла с собой. «Вот и детям будет чем позабавиться…» Бежала — и сама удивлялась: ни тревоги на душе, ни страха. «Вот что значит быть сытой, — подумала Подгалая. — Может, и Полено-Хвост был таким самоуверенным, потому что не знал, что такое голод…»

Бежала Подгалая к своим детям, и вместе с нею в ночной тишине бежала круглая, как разрезанный арбуз, луна, бежали, мелькали звезды…

Шли дни, волчата набирались сил, подрастали, у них начали прорезаться глаза. И Подгалая в поисках пищи все дальше и дальше уходила от своего логова. Иной раз ей везло — попадались утиные или гусиные выводки. Тогда, наевшись вдоволь, она думала о том времени, когда дети подрастут, она поведет их на охоту, будет учить, как подстеречь добычу и мгновенно бросаться, хватать зубами. Были дни неудач, и тогда ее одолевали мрачные, невеселые мысли. Особенно, когда шел, не переставая, дождь. Тогда Подгалая снова и снова вспоминала Полено-Хвоста, и упрекала, и кляла его. «Может, и лучше бы, если б мне достался один из тех волков, которых он порвал. Во всяком случае, не лез бы напролом, был бы жив, не оставил бы одну с детьми… А то и детей стереги, и пищу добывай… Ладно, волчата пока маленькие… А как подрастут, начнут мясо есть? Где набраться его, чтобы прокормить эту ораву? Тут самой голод утолить — и то, бывает, целый день рыскаешь по лесу… А это же еще целых семь ртов, семь животов…» Приходили и такие мысли: прокормит ли она вообще одна семерых волчат, но подохнут ли с голоду?.. Но время шло, день сменялся ночью, волчица добывала пищу, наедалась досыта — и мысли эти забывались, словно их и не было. Снова она думала о том, что вот подрастут волчата, она придет в стаю вместе с ними, и за нее снова будут рвать друг друга волки-самцы. И снова, наверное, победит самый сильный, и снова заберет ее, уведет с собой. «Только теперь я буду умнее, осмотрительнее и не буду безответно слушаться самца, подчиняться его воле и настроению, а добьюсь, чтобы и он меня слушался… За лето я отъемся, наберусь сил, вылиняю, буду опять легкой и привлекательной…»

Эти мечты помогали Подгалой жить, растить волчат. Иной раз, задумавшись, она бежала и бежала, забывая, куда и зачем направлялась. Так было и в тот ясный, солнечный день. Вернувшись на рассвете к волчатам, накормив и согрев их, она немного подремала и сама. А потом, проснувшись, вспомнила, что, бегая как-то по лесу, у копны прошлогоднего сена натолкнулась на козу. Коза была толстая, неповоротливая, ее ничего не стоило схватить. Но козою она, Подгалая, тогда не прельстилась — совсем не хотела есть, была сыта. «А что, если сбегать сегодня к той копне сена?.. Вдруг коза и теперь там?..» И как только взошло, пригрело солнышко, спала немного роса, Подгалая была снова на ногах — бежала к тому месту, где однажды увидела козу. По дороге попался на глаза заяц, и она погналась за ним. Заяц перехитрил Подгалую: бежал, бежал — и вдруг исчез. Исчез, как в воду канул. Как ни искала его волчица, как ни принюхивалась, стараясь снова напасть на заячий след, — все впустую. Вернулась в бор, прошлась еще раз по заячьим следам. И снова их потеряла. Раздосадованная, обежала то место, где, она знала, жили бобры. Услыхав всплеск, долго лежала в кустах, ждала, что бобр вот-вот вылезет на берег, и тогда она… Нет, бобр не вылез на берег, а, повозившись, поплескавшись в воде, вернулся в свое жилище. Снова стало тихо-тихо — не улегся ли бобр спать?..

Подгалая еще немного полежала в своем укрытии, впитывая всем телом благодатное солнечное тепло, и снова поднялась на ноги, снова побежала.

«Волчат к мясу пора приучать. В село бы заглянуть. Там теперь всякого молодняка хватает. И телята, и ягнята, и поросята, и гусята, и утята, и цыплята. Погонись за выводком — обязательно будешь с добычей, что-то попадется на зуб». Но нет, она еще голову не потеряла. В село она, конечно, пойдет, но не теперь, не теперь… Стоит ей сделать что-нибудь не так, озлобить людей — и те бросятся с собаками по ее следам… Сама она, может, как-нибудь и спасется, а волчата?.. Волчата погибнут. Вот подрастут — тогда она пойдет, конечно, в село. Надо же волчатам показать, как испокон веку брали волки у людей овец, телят, надо научить. Многому надо их научить. Впереди у них жизнь! Жизнь!

Представила, как она пойдет вместе с волчатами в село. Впереди,