Астра - Сидар Бауэрс

особенно в присутствии детей, а он смеялся, потому что знал, что они нарушают все правила. «Черт, черт, черт», – говорил он, подражая ей и ухмыляясь. «Черт, черт, черт», – шептал ей на ухо. А она от него слегка отстранялась и делала вид, что очень удивлена, и задавала риторический вопрос: «Откуда, интересно, взялся этот невероятный мальчуган?»

Или они вместе с ней были заговорщиками в сыром закутке под лестницей. «Мы мышки. Мы слуги. Мы подъедаем за ними и знаем все их грязные секреты», – иногда говорила она, когда они прижимались друг к другу на своем раздвижном диване, прислушиваясь к разговорам топавших над ними по полу членов семьи, на которую она работала. Из всего, что было в том доме, ему запомнилось, что мальчик, живший там, был его другом и часто нервничал, а его родители постоянно ссорились между собой и кричали. Особенно женщина – она и мужа своего доставала, и сына, – ее голос, доносившийся сквозь доски их пола, звучал так, будто в сухое дерево ввинчивают шуруп. Именно тогда Хьюго понял, что он самый счастливый парнишка в мире, потому что его мама никогда так не кричала! Если она злилась, то только сильнее его к себе прижимала. А если он делал что-то не так, что-нибудь ломал, называл ее всякими нехорошими словами, она плакала и просила у него прощения. От такой сильной любви дух захватывало, и хотя дышать становилось труднее, ощущение было замечательное. Она была как шерстяные свитера, обнаженная летняя кожа и майки-футболки с ее легким ароматом, в котором смешивались запахи кофе, апельсиновой кожуры и едкого миндального пота от вялых отжиманий на кухонном полу. Иногда она говорила: «Думаю, нам бы надо отсюда съехать и спасти эту семью до того, как они перебьют друг друга». И тогда они, смеясь, распахивали дверь в прачечную, делая вид, что не знают, что там происходит. Они были шпионами. Спасителями. Супергероями.

А может быть, она была другая – усталая, печально и неспешно тянувшая лямку повседневных забот? Случалось так, что ее нельзя было поднять с постели, где она лежала, уставившись на него пустыми глазами.

Он помнил утомленное и печальное выражение ее лица, когда она слушала его рассказ о гадком мальчике из класса. Или о том, как его толкнули на детской площадке. Или о том, как у него украли шапку, на которую он долго копил деньги. Но в целом те детские годы были спокойными и мирными. Конечно, школа и продленка были кошмарными, но в половине шестого, никогда не опаздывая, приходила мама, и они шли с ней домой в их небольшую квартиру на верхнем этаже здания с железной пожарной лестницей, где они коротали вечера на подобранном на улице диванчике с бархатной обивкой, смотрели по телевизору фильмы, которых она не видела, когда была ребенком.

Астра всегда знала, что ей нужно: новая банка краски, чтобы покрасить стены в гостиной, новое жилье, новая влюбленность, новый рецепт, который часто оказывался бесполезным, потому что они забывали в магазине основной компонент для блюда, что хотели приготовить. Такой как дрожжи или кунжутная паста. Черт! Он никогда не видел, чтобы она составляла списки покупок, не слышал, чтоб она строила планы на будущее. Они никогда не путешествовали. Никогда не навещали дедушку. Никогда не ездили к отцу. Они всегда были только вдвоем.

Когда ему было четырнадцать или пятнадцать, их история – ее история – стала понемногу давать слабину. Хьюго начал понимать, что в ней недостает разделов. Отдельные части были отредактированы. Ключевые фразы зачастую не имели смысла. К тому времени, когда мать стала встречаться с Ником, все перевернулось с ног на голову. Если она начинала его бесить, теперь он называл ее Астра. И все же, когда ее что-то расстраивало, она продолжала его обнимать и пыталась объяснить ему, почему она такая, какая есть. «Слишком много для меня информации, Астра!» С тех пор он перестал быть с ней откровенным, говорил с ней все меньше и меньше, но от этого ей хотелось больше знать о его чувствах, и она постоянно спрашивала его, все ли у него «в порядке». Именно тогда у него стали закрадываться подозрения в том, было ли с ним что-то немного не так. Ведь должно же было быть что-то не так, если она постоянно так о нем «беспокоилась». Что же это было такое, о чем она знала? Что в нем было такого, чего она так опасалась?

Потом, как-то днем, он стал рыться в компьютере Астры в поисках рецепта пирога, когда собрал яблоки со столетней яблони, что росла рядом с домом Дорис. Открыв ее ноутбук, он наткнулся на сообщение от отца, где тот писал, почему не может приехать к окончанию сыном школы. Рядом следовал ответ матери: «Ничего страшного. Хьюго поймет». И хотя он знал, что она просила Фридома приехать, а тот отказался, Хьюго дословно сказал матери: «Усек, все путем, мне все по барабану». Но он соврал – ему не было по барабану. Он нашел адрес Фридома в ее учетной записи, а потом просмотрел все имевшие к нему отношение сообщения, которыми они обменивались. Он нашел записи о себе, описания, сделанные матерью и отосланные человеку, которого он не знал, – такие личностные и жалостные, что ему хотелось сгореть со стыда:

Хьюго пошел! Хотя частенько падает. Ты бы видел, какие шишки у него на голове.

Он уже говорит целыми предложениями. Он говорит «А как с етим?» по сотне раз на день. Мне бы надо его для тебя записать.

Хьюго сломал руку, когда упал с турника. Пришлось его усыпить, чтобы вправить. Я жутко перепугалась, подписывая отказ от претензий.

Его временно отстранили от занятий, потому что он в третий раз плюнул на ребенка. Ребенок все время тот же самый. Это, конечно, некрасиво, он это заслужил, но очень переживает.

Я только что прошла мимо, когда он был в ванной. Я не собиралась подглядывать, но, Фридом, у него уже волосы на лобке пробиваются!

И так факт за фактом. Но она никогда его не просила: «Приезжай, пожалуйста, на него взглянуть», не спрашивала: «Почему тебе до него нет дела? Почему ты его не любишь?» И Хьюго решил, что в этом кроется причина того, что она так на него смотрит, – потому что знает, что могла бы сделать больше. Он захлопнул компьютер и оставил сумку с яблоками гнить на столе.

Теперь он не знал, какой она была, какая она теперь и как