Астра - Сидар Бауэрс

съехал по эскалатору, и все его было при нем: куртка, ботинки, телефон, рюкзак – как только его угораздило ничего не забыть в самолете? Потом кто-то задел его чемоданом на колесиках на самой последней ступеньке, и он, споткнувшись, влился в толпу. Народу было очень много, все куда-то слишком торопились, неслись сломя голову, и он отошел в сторону, чтобы перевести дыхание.

Когда через какое-то время толпа поредела, Хьюго почувствовал на себе ее взгляд. Она стояла, прислонившись к колонне в дальнем конце зала прилета, стараясь выглядеть бесстрастной, как всегда делала, когда была расстроена. Она хорошо умела скрывать чувства от других людей, но никогда не пыталась делать это с ним. Мать помахала ему рукой, но не улыбнулась.

Он подошел к ней с поникшей головой, готовый к тому, что Астра устроит ему сцену. Как она сделала в день свадьбы, когда он ушел во время приема из битком набитой гостями небольшой квартирки Ника и вернулся только тогда, когда большинство приглашенных уже разошлись. Или когда ее вызвал в школу классный руководитель, чтобы поговорить о его многочисленных прогулах. В этот раз она, скорее всего, прочтет ему нотацию о том, как жестоко он поступил, заставив ее волноваться, – перед тем как обнять его, в присущей ей манере, чуть не задушив, и крикнуть: «Ты хотел, чтобы я умерла от страха?»

Но вместо этого, когда он к ней подошел, она только сказала:

– У тебя одежда новая. И выглядишь ты по-другому.

– Да, – ответил он, не отрывая взгляд от окна у нее за спиной.

– Как прошел полет?

– Отлично.

– Хорошо, – сказала она, засунув руки в задние карманы джинсов.

Он ждал, что она задаст ему миллион вопросов, обвинит во всех грехах и прольет потоки слез, но ничего подобного не случилось. Она оставалась самой собой, а он не мог понять, что с ней происходит.

Выходя из здания, они молчали, и только когда ждали зеленого сигнала у перехода через улицу к парковке, Астра беззаботно спросила:

– Ну как там Фридом? – будто он каждые выходные летал через полстраны навестить отца.

– С ним все в порядке.

– Хорошо провел время?

– Лучше, чем хорошо, – отлично.

Она слегка напряглась и пошла по переходу не оборачиваясь, оставив его стоять на тротуаре в одиночестве. Почему он с такой настойчивостью продолжает делать из себя идиота? Конечно, так нельзя было с ней держаться, прежде всего памятуя о том, что она оставалась единственным человеком, которому, кроме Миранды, было до него дело. И все же нельзя постоянно на нее наезжать, постоянно доставать ее, полагая, что это будет вечно оставаться без последствий.

Хьюго следовал за ней, поднимаясь по бетонной лестнице к машине. Обычно они ходили, держась за руки или касаясь друг друга плечами и локтями, так, что нельзя было толком понять, где кончается одна и начинается другой, поскольку личностных границ между ними не было. Они всегда стремились быть в пространстве друг друга, даже когда не ладили между собой. Но теперь, когда прошла лишь одна коротенькая неделя, они стали как отталкивающие полюса двух магнитов. Пока Астра искала мелочь, чтобы заплатить за стоянку, он держался немного поодаль, потом плюхнулся на пассажирское сиденье ее грязной машины, натянув капюшон нового свитера, который купил ему Дом, на голову так, что закрыл им даже глаза и не мог вообще ничего видеть. Ему не хотелось думать о том, насколько все было хрупким. Его былая всеохватывающая любовь к ней. Его новая, только что возникшая любовь к отцу. Ему только хотелось исправить что-то сломавшееся у него внутри, чтобы в конечном счете он смог постараться любить их двоих.

Несколько следующих дней Хьюго большую часть времени проводил у себя в комнате. Он позвонил начальнику и сказал, что ему нужна еще неделя отпуска, чтобы вернуть себе душевное спокойствие. И хотя они с Мирандой решили заняться поисками квартиры, как только он вернется в город, теперь они даже не разговаривали. В первый после возвращения вечер он высказал сомнение в том, что им нужно съехаться. Расстроенная таким изменением планов Миранда ответила, что им нужно сделать «перерыв», пока он не поймет, чего хочет.

– Не звони мне, пока не решишь. Я устала от всех твоих шатаний туда-сюда, – сказала она сквозь слезы, перед тем как прервать разговор.

Впервые в жизни у Хьюго не было такого места, где бы он мог находиться, и такого человека, перед которым надо было бы отчитываться. Какое-то время он чувствовал себя совсем одиноким, всеми брошенным и покинутым. Потом дни напролет маялся в пустоте своей комнаты. Когда Хьюго был еще пацаненком, он закрывал комнату на крючок, который теперь вообще перестал открывать. Он пообещал себе, что не будет открывать, когда постучится Астра, но она этого не делала. Она ни разу не прислушалась к тому, что творится в его комнате. Она держалась так, будто его вообще не было дома. Но ведь он же хотел именно этого, разве не так? Чтоб она оставила его в покое. Чтобы не лезла во все его дела и не злила своими чувствами. Конечно, она злилась на него, но неужели до нее наконец дошло, что он хотел ей внушить?

Через некоторое время его стало донимать чувство вины по отношению к матери. Кроме того, пришел страх при мысли о том, что у Миранды в конце концов кончится терпение от его закидонов. И собой он при этом был недоволен. В те последние два дня в Торонто, которые он провел с Домом, Хьюго чувствовал себя повзрослевшим, более уверенным в себе, но это восприятие себя взрослым мужчиной прошло, как только он вернулся домой. У него в голове все стало мутиться. Он снова начал принимать таблетки, чтобы собрать мысли в кучку. Под кроватью у него стояла коробка из-под ботинок, где он хранил остатки разных лекарств, которые перепробовал в течение десяти лет, пытаясь бороться с терзавшим его беспокойством. Все дни после обеда и рано поутру он играл на компьютере в «Мир военного мастерства», пытаясь притупить чувство тревоги шумом звуковых эффектов. Иногда, когда Астра уходила из дома, он заказывал доставку пива, потом шел мимо других квартир в пижамных штанах к входной двери, чтобы заплатить разносчику наличными, уведенными из неказистого ящика, куда мать складывала всякий хлам: резинки, электрические шнуры с поврежденной обмоткой, протекавшие шариковые ручки, севшие батарейки и перегоревшие велосипедные фонари.

Потом, устав от собственного общества и пленивших его четырех стен детской спальни, он решил прокатиться на мотоцикле Дорис. У него не