Русский клуб - Владимир Дэс

В день модного показа Глебу позвонила директор Нижнеокской филармонии Ольга Львовна.

К ним приехал известный во всём мире виолончелист Вячеслав Ростропович, который попросил её разыскать его хорошего знакомого, саксофониста Валерия Яговкина, – до великого музыканта дошли слухи, что тот работает в ресторанах «Русского клуба».

– Да, есть такой музыкант. Он сегодня как раз будет на показе мод в «Дамском клубе». Приходите. И ужин, и встречу организуем.

– Вот и отлично, – обрадовалась директор филармонии. – А ты сам там будешь?

– Конечно, буду, – ответил Глеб.

Ростропович оказался не по годам бодрым, весёлым, весьма остроумным человеком и искренне обрадовался, увидев Яговкина. Они долго вспоминали свои похождения, а под конец Слава пригласил Валеру в Прагу. Там, в Праге, Ростропович познакомился с певицей Галиной Вишневской и там же сделал ей предложение руки и сердца.

Через месяц намечался юбилей этого исторического события.

Яговкин замялся: мол, с деньгами проблемы. Услышав это, Глеб сказал, что тоже собирался в Прагу – там у него важный контракт – и он в составе делегации «Русского клуба» готов отправить на юбилей Валеру Яговкина.

Из их разговора Глеб понял, что Ростропович чувствовал вину перед Валерой, и было это связано с его эмиграцией и работой дирижёром и художественным руководителем Национального симфонического оркестра в Вашингтоне.

Что-то он тогда обещал Валере, но в последний момент передумал. Тем не менее надо отдать должное Ростроповичу: на следующий день он опять пришёл в ресторан «Дамского клуба» и подарил своему другу золотой саксофон фирмы Selmer. Тот был в восторге от подарка и весь вечер играл на этом инструменте так, что все слушали, затаив дыхание.

Через неделю Валера с командой «Русского клуба» улетел в Прагу, а сам Глеб поехал на машине в Москву, чтоб завершить там кое-какие дела и полететь следом.

В поездке Глеба сопровождал Макс. До фирмы «Русский клуб» он служил в охране Московского Кремля. Был человеком спокойным и невозмутимым, но по молодости своей чересчур прямолинейным.

Макс своим ответственным поведением обратил на себя внимание Паратова, и Сергей Сергеевич с согласия Глеба предложил Максу охранять актрису Джулию Ормонд, снимавшуюся в его фильме. Съёмки вначале проходили в Нижнеокске, а затем в Москве.

Шли по трассе хорошо, но под Владимиром попали в огромную пробку. Стало понятно, что стоять придётся долго, и вся колонна попутных машин заглушила двигатели. Дело было летней ночью, в машине сидеть не хотелось, и Глеб, отойдя от дороги, прилёг на полянку, как на ковёр. Было тихо. Рядом на пеньке пристроился Макс.

А Глеб смотрел на звёзды – большие, яркие, загадочные. Смотрел и мучительно вспоминал, когда он последний раз видел небо в звёздах. Оказывается, в детстве, когда он в отцовских сапогах посреди ночи выскакивал на улицу, криками «Ура!» провожая искусственные спутники Земли, которые быстро двигались среди звёзд.

А сейчас вот случайно, из-за пробки, снова смотрел на великую загадку бытия, бесконечную и вечную Вселенную.

От переизбытка чувств Глеб даже вспомнил стихотворение:

Звёзды, звёзды…

Как вы далеки.

Вы спуститесь, звёзды,

К берегу реки.

– Глеб Андреевич, вы что-то говорите? – вдруг нарушил это романтическое настроение Макс.

– Нет, тебе я ничего не говорил, хотя… Ты знаешь, что звёзды, которые мы видим на небе, есть не что иное, как результат взрыва, и они разлетаются в разные стороны с гигантской скоростью?

– Может быть, – осторожно согласился с шефом Макс. – Но я думаю, это не так.

– А как? – удивился ответу Глеб.

Он-то ещё со школы увлекался астрофизикой и неоднократно побеждал в математических и физических олимпиадах. А его охрана состояла из прекрасных парней, сильных и ловких, но по большей части мало разбиравшихся в математике, физике и тем более в астрономии.

– Я думаю, наша Вселенная не взорвалась, – вполне уверенным тоном стал объяснять Глебу охранник. – Она как-то возникла, как у женщин возникает младенец, а теперь просто растёт, как и всё живое в ней.

Глеб задумался, откуда у этого парня такая теория, и попытался разглядеть лицо Макса – не смеётся ли тот? Нет, он был абсолютно серьёзен. И было понятно, что он так и думает. Макс считал, что Вселенная – живое существо. Она вырастет, состарится и умрёт. Не надо ничего придумывать. Надо только это понять. И ему наплевать на все эти коперниково-галилеево-эйнштейновские теории возникновения и развития Вселенной.

Глеб приподнялся, чтобы поспорить об этом с Максом, но тут заурчали моторы и стоявшая в пробке колонна тронулась.

Доехали до Москвы уже без остановок. Макс поехал на съёмки, Глеб – в филиал «Русского клуба», а оттуда в аэропорт, на самолёт в Прагу. В самолёте он всё думал: «Откуда у Макса такие философские мысли и такие необычные рассуждения? А у меня откуда?» И с этими мыслями, как всегда в перелётах, уснул.

Часть 2. Прага

Глеб любил Прагу.

Ещё школьником ему посчастливилось съездить и в Чехословакию, и в ГДР. Германия ему не понравилась, а от Чехословакии он был в восторге.

И вот через много лет опять выдался случай побывать в Праге. Там он собирался подписать контракт на поставку чешского пива в открывающийся пивной ресторан «Русского клуба».

Галина Вишневская в Прагу не прилетела, она приболела, и празднование в полном объёме не состоялось. Но это не помешало Ростроповичу заказать шикарный банкет в ресторане, куда были приглашены и Валерий с Глебом.

С самого начала банкета пошли тосты с дифирамбами великому музыканту. Ростропович слушал-слушал и встал с ответным тостом. Говорил он хуже, чем играл или дирижировал, но также вдохновенно. Глеб запомнил этот тост почти дословно. Суть его была такова:

– Господь на восьмой день создания Земли и всего живого на ней подошёл к Божественному пюпитру, на котором лежала только что написанная Им симфония.

На Земле бушевал хаос.

Недра кипели.

Океан свирепствовал.

Небеса гремели.

Природа буйствовала.

Звери ревели.

Люди воевали.

Господь постучал по пюпитру своей дирижёрской палочкой.

Всё разом смолкло.

Затем…

Недра забасили контрабасами.

Океан заплескал флейтами.

Небеса заструились скрипками.

Флора и фауна зазвенели свирелями.

Звери засопели трубами.

Насекомые запищали саксами.

Люди запели и засверкали своими талантами.

И по всей земле зазвучала Божественная симфония Жизни.

И звучит по сей день:

То ласковая, как травинка на лугу, то нежная, как волна на море, то лёгкая, как луч солнца на рассвете.

То буйная, резкая, как гибель империй, катаклизмы и войны.

То волнующая и неожиданная, как открытие материков и освоение космоса.

То паническая, как отрицание Божественного