Четверть века назад. Книга 1 - Болеслав Михайлович Маркевич

– А тебе нравится… ты любишь кого-нибудь, Женни?

И, невольно тронутая этими словами, Лина пододвинулась к ней.

– Люблю ли? – крупная княжна на миг задумалась. – Правду сказать, и сама я не знаю… Нравится он мне, нравится, и даже очень; может быть, потому именно, – примолвила, хмурясь, она, – что maman имени его слышать не может и вечно пилит меня им… Правда, он за всеми волочится, и ничего у него за душой нет. Выходить за него замуж я и не думаю… но если б я была femme mariée15, признаюсь, я не отвечу за себя… – и она разразилаеь новым смехом. – Он за тобой не ухаживает?

– Кто такой? – спросила, не понимая, Лина.

– Ах, какая я сумасшедшая! Болтаю, болтаю и даже не говорю, кто!.. Он у вас, играет с тобою на театре… И признаюсь, – княжна понизила голос, – я не уехала теперь с Толей домой главным образом для того, чтобы пока не приедет maman, успеть flirter un реи avec lui16, – договорила она, приделывая французское окончание к непереводимому английскому to flirt[32].

Кто был этот счастливец, с которым она намеревалась flirter в отсутствии зубастой мамаши, она так-таки опять забыла назвать. Но Лина уже не интересовалась узнать это имя: она не понимала любви такого рода…

А Женни Карнаухова продолжала лепетать между тем:

– Скажи, душка, а у вас с Жоржем Анисьевым все уже кончено?

– Ничего не начиналось и кончаться нечему! – спешила ответить бедная девушка.

– А это что же? – указала ее приятельница на ящик с конфетами. – Уж если это не похоже на женихов подарок!..

– Ах, сделай милость, избавь меня от этого, Женни. Возьми себе!..

Княжна Карнаухова подбежала к ней, схватила за оба плеча и, погружаясь ей глазами в глаза:

– Так это ты в самом деле? Он тебе не нравится?

– Нет! – так же решительно отвечала ей на это Лина, как накануне матери.

– Не нравится? – повторила та. – Он, однако, очень хорош, George Анисьев… Et comme il valse, chère17!.. Ты, верно, слышала, что он много играет? – вдруг осенила ее мысль.

– Ничего я не слышала!..

– Ужасно! В прошлом году у нас он одному дяде Сергею тринадцать тысяч проиграл… Он с Сухазанетом играет по десяти рублей point во что-то… Maman уверяет, что его так любят à la Cour, что это ничего не значит, и что все его долги заплатят… Но ты, может быть, очень хорошо делаешь, что не хочешь идти за него: он может разорить тебя, как ты ни будь богата… А твоя maman как? За него?.. Я уверена!.. Бедные мы, ведь воли нам не дано, – прикажут, и…

Она не договорила: Лина, вся бледная, опускала голову…

– А! – вскрикнула княжна. – Уж приказали!.. И ты не хочешь?.. Погоди же, я все обделаю – я тебя спасу!..

– Нет, ради Бога, Женни, не нужно! – в свою очередь, с ужасом заговорила Лина. – Ничего нет, и нечего спасать меня!..

Но та чувствовала себя уже совершенно необходимою для спасения приятельницы:

– Нет, нет, поверь мне, я опытна в этих делах, не бойся! Мери Ребниц и Варю Тростинину кто выдал замуж? – Я! Сумела устроить, сумею и развести!.. Ты тут совершенно ни при чем будешь… Я ему дам почувствовать, что не совсем деликатно мужчине искать руки девушки, которая… Одно только, – вдруг перебила она себя, – чтоб он не вообразил, что это я из ревности!.. Лучше всего, если бы можно было намекнуть ему, что ты другим человеком занята… Но кем? Никто тебе не нравится, ты такая холодная и равнодушная…

От этих слов бледная княжна наша внезапно вся зарделась и быстро отвела лицо от зеркала, перед которым зачесывала свои золотистые волосы. Но то же зеркало выдало все это любопытствовавшему взгляду ее услужливой приятельницы:

– Ага, есть кто-то, есть! – так и вскинулась она. – Кто? Лина, душенька, говори скорее, кто, кто он?..

И она бросилась душить ее в своих объятиях.

Лина не выдержала, – со вчерашнего вечера это был целый ряд мучений, – и чего требует теперь от нее эта непрошенная, назойливая услужница? – она заплакала…

Женни Карнаухова нежданно опустилась перед ней на колени:

– Лина, душка, ну, хорошо, не говори! Я понимаю, ces délicatesses du coeur18… Я сама отгадаю, – это даже гораздо интереснее!.. Только знай, что я для тебя на все готова, и доверься моей опытности! Я только собственную судьбу не умею устроить, а для других у меня самая легкая, самая счастливая рука… All’s well, all's well, Лина![33] – утешала она ее, похлопывая и целуя в перерыв ее тонкие нежные руки…

XL

Княгиня Аглая Константиновна еще причесывалась в своей уборной, когда имевшая лестное право входить к ней во всякое время Ольга Акулина, веселая и свежая, как роза, вбежала поздравить ее с «дорогой именинницей» и донести, что кое-кто из «уездного зверинца» уже приехали и расхаживают по дому во фраках и белых галстуках в ожидании выхода хозяйки дома.

– 1-De vrais sauvages! – презрительно вымолвила на это княгиня. – Надеюсь, что они не воображают, что я изменю для них заведенный в моем доме порядок? Пусть ждут, ils sont faits pour cela! – произнесла дщерь бывшего целовальника с величественностью, которой мог бы позавидовать «великий король», Louis Quatorzième du nom-1.

– A Надежда Федоровна не там? – спросила она, разумея гостиную.

При звуке этого имени лицо барышни несколько повело…

– Старик-граф также приехал! – поспешила сказать она, пропуская вопрос без ответа.

– Да, мне докладывали – j’espèr que le cher prince mon beau-frère2 его встретил, – промолвила Аглая, раздув ноздри: она до сих пор не могла переварить вчерашнюю «Рюриковну» князя Лариона.

– Он приехал очень рано и уже принимал каких-то просителей, – сообщила барышня, – завтракал у себя, а теперь, сказал мне monsieur Шажков, отдыхать лег…

Хозяйка успокоилась, и мысли ее перенеслись к другому, любезному ей предмету:

– 3-Et le jeune comte, ты не знаешь, что он?.. N’est се pas qu’il est charmant, petite?.. Я не понимаю, как это mademoiselle la princesse ma fille…

Она приостановилась, вспомнив о горничной, которая, вся красная от натуги, затягивала в эту минуту последнюю петлю корсета, обнимавшего обильные красы княгини, и тяжело вздохнула, не то от нажима этого корсета, не то от досады на «mademoisselle la princesse ma fille»-3…

– Я его видела, – поспешила