Четверть века назад. Книга 1 - Болеслав Михайлович Маркевич

– Почивают-с! – послышался шепот Глаши.

– Я не сплю! – сказала княжна, недоумевая, с кем это разговаривала ее горничная.

– Ah! Lina! Chère2!..

И с этими словами в спальню ворвалась девушка в широкой соломенной шляпе и сером бурнусе на плечах, вся запыхавшаяся и хохочущая…

– C’est moi3! Не ожидала? Не узнаешь даже, кажется? – И она кинулась прямо целовать Лину в постели.

Это была одна из ее московских бальных знакомых, княжна Женни Карнаухова, высокая и крупная особа, с характерным и веселым выражением лица и весьма решительными, почти мужскими приемами речи и движений. Московская молодежь звала ее «добрым малым в юбке» и «Геничкой Карнауховым». Она это знала и не только не оскорблялась, но очень гордилась этими прозвищами и вменяла себе в какую-то обязанность быть на приятельской ноге со всем миром. Ее вообще все любили, и она всех любила… Она была действительно очень добра сердцем, откровенна до глупости, легкомысленна и эгоистична, как все добрые малые, и совершенно наивно убеждена была, что не было в мире существа более нужного для счастья ближних, как она.

– Какая ты хорошенькая в постели! А croquer! – хохотала она, обнимая и тормоша Лину. – Вот если бы тебя кто-нибудь из наших кавалеров увидал теперь, вот бы влюбился!.. А ты и не спрашиваешь, как я к тебе попала так рано?

Бедная княжна спросонок только глядела на нее, недоумевая.

– Надо тебе сказать, что мы только вчера приехали к себе в Высокое. Жара, пыль, духота, а мы в городе сидим! У maman ее вечный mal de dos4, переезжать не хочет: – без Овера, говорит, умру. Несчастному папа каждый день сцены делает, ко мне придирается за каждый вздор… Un enfer5, одним словом!.. Наконец уж Толя – она только его и слушает – уговорил ее! Вчера к обеду приехали; папа и вспомнил, что мы приглашены 3-го числа к вам. Вот и собрались приехать сюда к обеду. А сегодня Толя велел разбудить меня чуть свет. Хочешь, говорит, прокатиться со мною на беговых дрожках? Поедем, говорю. Вот мы и поехали. Едем, а лошадь у нас молодая, Толя правит отвратительно, чуть в канаву не свалил меня… Уж не знаю, нарочно он или невзначай, только проехали мы верст, я думаю, пятнадцать и очутились наконец в совершенно незнакомом месте. Идет мужик; Толя его спрашивает: куда ведет эта дорога? – В Сицкое, говорит, в княжое. – В какое княжое? – Шастуновское, отвечает. – А далеко отсюда? – С версту будет… Толя хлестнул лошадь, она вскачь, а он ее уж и удержать не может… Я уцепилась за него, едва держусь… И мы, как два сумасшедшие, прискакали к вашему крыльцу… Et me voilà6!

– Очень рада! – проговорила учтиво Лина.

– Рада, не рада, а я уж отсюда не уеду! Я не красавица, как ты, но и я берегу свою шкуру, comme on dit7. Хоть и придется мамашину руготню за это выдержать, все равно. Пусть себе Толя ломает шею, если ему угодно, а я за новое путешествие на его беговых дрожках merci8! Сегодня у вас празднество… Сколько тебе минуло – девятнадцать?.. Поздравляю, chère! Позволь дать тебе это на память.

Она сняла с пальца бирюзовое колечко и протянула его Лине.

– Не стоит благодарности! – не дала она ей выговорить слова, – c’est une petite horreur9, но я умоляю тебя носить его! – Она принялась опять обнимать княжну. – Ни к кому я еще не чувствовала того, что к тебе. Ты такая милая! Я воображаю, – примолвила она, не останавливаясь, – какие подарки ты получишь сегодня; мать твоя так богата!.. А, да вот уж! От кого? – И она бросилась к знакомой нам «плетушке», стоявшей на туалетном столике Лины, и, бесцеремонно распутав связывавшие ее ленты, вытащила оттуда великолепный китайского лака ящик, полный конфетами.

Глаша, стоявшая тут же, замигала ей обоими глазами.

– Что такое? Секрет? – громко вскрикнула княжна Карнаухова и, ухватив двумя пальцами за щеку улыбнувшуюся Глашу, – говори, воструха, говори сейчас, от кого это, от кого?..

– Прикажете сказать, ваше сиятельство? – хихикая, вполголоса спросила та свою барышню.

– Говори, что за секрет! – послышался из-за спущенных занавесок постели голос одевавшейся Лины.

– От молодого графа, от петербургского получили! – объяснила тогда Глаша, продолжая лукаво улыбаться.

Так и привскочила приезжая княжна:

– Молодой граф? Петербургский? Какой граф? Из Петербурга прислал?..

– Нет-с, они сами здесь, – отвечала горничная.

– Кто здесь? – топоча от нетерпения, вскрикнула Женни Карнаухова. – Как зовут его?

– Анисьев по фамилии, граф, полковник-с…

– Жорж Анисьев? C’est vrai се qu’elle dit là, Lina10? – Женни даже переменилась в лице.

– Помилуйте-с, смею ли я лгать! – молвила понявшая Глаша обиженным тоном.

Княжна нервно отпихнула от себя конфетный ящик, опустилась быстрым движением на кресло подле туалета и разом примолкла…

– Au fond11, какое мне дело! – вскрикнула она вдруг, как бы сообразив. – Но я воображаю maman! – громко и весело уже захохотала она и вскочила, опять на ноги.

– Скоро ты будешь готова? – крикнула она опять Лине, и примолвила по-английски. – Send your maid off, I have to tell you some thing[31].

– Он сватается к тебе? – начала она сразу, едва остались они вдвоем.

– Я его совсем не знаю! – Лина досадливо новела плечами.

– Пожалуйста, не уверяй, – живо перебила ее княжна Карнаухова, – и не воображай себе, что я твоя ривалка12!.. Это maman себе вообразила и твердила мне с утра до ночи… А я всегда очень хорошо понимала, что он обо мне не думает и думать не может. Ему нужно большое состояние!.. Потому что он со мною в прошлом году в Петербурге два раза мазурку танцевал… Еще бы не танцевал!.. Ведь, ты знаешь, у нас дом в Москве – подворье. Все эти петербургские аксельбанты только в Москву ввалятся, прямо к нам: едят и пьют, чуть не ночуют, пока не уедут, куда им надо… И все это у нас делается pour 13-avoir, как говорит maman, des aboutissants-13 в Петербурге… И вот меня повезли туда, и повсюду нас там приглашали, и я на тридцати двух балах танцевала, и для этого удовольствия сделали мы шестнадцать тысяч долгу, и все эти господа ужас как со мною любезны были, – а в Москву мы вернулись ни с чем, замуж меня все-таки никто не взял, и я умру старою девкой, я знаю, и maman злится на меня за это и пилит, несчастную, каждый день, а когда увидит сегодня у вас Жоржа Анисьева, просто со света меня сгонит!.. И такая