Не могу и не хочу - Лидия Дэвис

и энергичным, в тот момент он наклонился над доской для резки овощей. Насколько я могла судить издалека, он обладал тонкими и изящными чертами лица, а выражение было внимательным и напряженным. Я видела, как он слегка откинул голову назад и уронил кусочек еды себе в рот, а потом замер, чтобы распробовать. Парень помоложе зашел откуда-то слева с подносом, поставил его на стол и снова вышел. Не похоже было, чтобы он имел какое-то отношение к готовке. Шеф снова остался один. Я никогда раньше не видела, как работает настоящий шеф-повар, и мне даже в голову не приходило, что шеф может работать у себя на кухне в одиночку. Я подумала, что стоять и вот так смотреть будет невежливо, и пошла дальше.

В ресторан, где я ела в одиночестве последний раз, я пошла за неимением альтернативы. Я находилась далеко за городом, и других ресторанов там не было. Я думала, что он окажется не очень хорошим. У входа там был шумный бар, где всегда толпилось много народу. Фирменным рыбным блюдом был стейк из марлина. Я попыталась вспомнить, что такое марлин. Я давно не задумывалась о марлине. Потом у меня перед глазами встала картинка: по воздуху проплыла рыба с большим плавником на спине, я была почти уверена, что ее высоко ценят рыбаки, но понятия не имела, какова она на вкус. В списке у меня ее не было, но я все равно ее заказала. Раз уж там не рекомендовалось ее избегать, оставался шанс, что есть ее можно. А даже если и нельзя, я все равно имею право изредка поесть рыбу, которую есть нельзя.

Вместе с рыбой официантка передала мне сообщение от шефа: он хотел бы узнать мое мнение о рыбе. Он сказал: это был такой превосходный стейк. Меня впечатлил его энтузиазм, и когда я приступила к еде, то старалась есть более внимательно, чем обычно. Надо думать, у шефа было достаточно времени, чтобы поразмышлять о стейке из марлина, потому что стоял понедельник и кроме меня в зале сидел только один посетитель, хотя, пока я ела, зашло еще несколько. Даже в баре сидело только двое, невысокие старички во фланелевых рубашках. Но из-за громкого телевизора и смеха барменши — она встречала гостей, следила за порядком и была женой хозяина, — в баре все равно было шумно.

Марлин был вкусный, хотя и немного резиновый. Когда официантка подошла и спросила, как мне рыба, я не стала говорить, что он немного резиновый. Я сказала, что он был очень вкусный и что мне понравилось тонкое сочетание трав в соусе. Пока я медленно ела, на этот раз без книги, из кухни появился сам шеф. Это был высокий и слегка сутулый мужчина. Он подошел к бару, чтобы выпить чего-нибудь и обменяться парой слов с женой и старичками, а потом ушел обратно. Прежде чем толкнуть вращающуюся дверь, он обернулся в мою сторону, наверняка ему было интересно, кто ест его превосходный стейк из марлина. Я тоже посмотрела на него. Я бы помахала, но прежде чем эта идея пришла мне в голову, он уже исчез за вращающейся дверцей.

Порцию мне принесли щедрую — стейк, печеная картошка и овощи — и расправиться с ней в одиночку мне не удавалось. Я съела все овощи, слегка подгущенные цуккини с тонко нарезанным болгарским перцем и травами, и попросила официантку упаковать остальное с собой. Она встревожилась: я съела только половину рыбы. «И вам понравилось?» — спросила она. Она была молодая. Я подумала, что она, наверное, дочка шефа и барменши. Я заверила ее, что мне очень понравилось. Но теперь я переживала из-за того, что шеф может не поверить, что рыба мне понравилась, хотя она мне понравилась. Больше добавить мне было нечего, но когда я оплачивала счет, я сказала еще, что мне очень понравились овощи. «Обычно их никто не ест», — сказала она обыденным тоном. Я подумала о том, сколько овощей пропадает зря, и о заботе, с которой шеф снова и снова готовит овощи, которые никто не ест. Хотя бы я их съела, и теперь он узнает, что они мне понравились. Но мне было жаль, что я не съела марлина. Уж это я могла бы сделать.

не могу и не хочу

Недавно мне отказали в премии из-за того, что, как мне сказали, я ленивая писательница. Ленивая писательница — это такая, которая слишком часто повторяется. Например, вместо того чтобы написать «я не испытываю ни малейшего желания…» или «у меня сердце не лежит к тому чтобы…», я все время пишу одно и то же: «не могу» или «не хочу».

супруга Пуше (из Флобера)

Завтра я еду в Руан на похороны. Мадам Пуше, супруга доктора, позавчера скоропостижно скончалась прямо на улице. Они с мужем ехали верхом, с ней случился удар, и она упала с лошади. Мне не раз говорили, что я редко испытываю жалость к окружающим, но сейчас я весьма опечален. Пуше — хороший человек, хоть и совершенно глухой и угрюмый по натуре. Прием пациентов он не ведет, но занимается зоологией. Его жена была хорошенькой англичанкой с приятными манерами, которая была для него большим подспорьем в работе. Она делала для него зарисовки и вычитывала гранки, они вместе ездили в экспедиции, она была его подлинной соратницей. Он очень ее любил, и горе может совершенно опустошить его. Луис живет от них через дорогу. Он застал экипаж, на котором ее привезли домой, и видел, как сын вносит ее в дом; лицо ей накрыли платком. Как раз когда ее вносили в дом, прибежал мальчишка-разносчик: он принес большой букет цветов, который она заказала тем же утром. О, Шекспир!

ужин (сон)

Я все еще лежу в кровати, когда друзья являются к нам на ужин. Моя постель стоит на кухне. Я встаю, чтобы посмотреть, что мне удастся приготовить. Я нахожу в морозилке три или четыре упаковки котлет для гамбургеров, некоторые распечатанные, а некоторые нет. Мне приходит в голову, что если взять и измельчить все эти котлеты, можно сделать из них мясную запеканку. Это займет много времени, но больше ничего я не могу придумать. Я ложусь обратно в постель, чтобы еще немного подумать.

собака (сон)

Мы собираемся уезжать из какого-то места, где есть большой сад и фонтан. Я выглядываю из машины и вижу собаку,