Монгольский след - Кристиан Гарсен

летний лагерь — полдюжины юрт, рассредоточенных на площади в несколько сотен квадратных метров. Длинные волосы молодой матери плавали на ветру, загораживая ей глаза, и она элегантным движением руки отводила их от лица, не переставая улыбаться. В нескольких шагах позади нее, рядом со входом в юрту, на сколоченном из чего попало табурете сидела беззубая старуха, немного похожая на хозяйку моего пристанища в Давше, — машинально разминала пальцы и бормотала какие-то слова, смысл которых для меня, конечно, был не доступен. К столбику возле юрты был привязан жеребенок, позади него паслись несколько коз и козлов, а за ними — несколько лошадей. Еще дальше пощипывал травку як.

Я смотрел на парнишку и хотел с ним объяснится, но не знал, с чего начать. Спросить, например, не кажется ли ему, что мы уже встречались? И тут вдруг меня озарило видение: будто бы из него выходит туннель, разветвляющийся в разные стороны, словно тесный и темный подземный ход, — разбегается в необозримую даль еще более узкими ходами, причем, как я понял, эти траншеи соединяются с не очень-то ясными для меня реальностями, в которых живут все, кто там присутствовал, за исключением меня самого или, лучше сказать, одного из меня — такого, каким я мог бы раньше быть или могу когда-нибудь стать, одного из моих, похоже, не состоявшихся «я» — шамана, которым я когда-то мог или еще могу впоследствии стать, — так подумалось мне в это мгновение, а поскольку эта мысль длилась не больше, чем удар молнии, вряд ли тот туннель успел заметить кто-нибудь еще. Одно из его ответвлений, совсем тонкое, вело к животу матери Шамлаяна. Я вспомнил сон о странном разговоре с Сюэчэнь, который привиделся мне менее часа назад. Я шагнул к ней и, улыбаясь, изобразил на лице восхищенный интерес к ее распираемой новой жизнью утробе. Молодая женщина снова откинула от лица развевающиеся пряди волос и произнесла несколько слов, которые я не понял. Она была по-настоящему красивой. Сияющие зубы, взгляд прямой и гордый. Сногсшибательно сексуальная. Розарио перевел мне то, что ему перевел с ее слов Самбуу: несколько недель назад один иностранец — его, конечно, сопровождали переводчик и шофер — иностранец «с волосами цвета сухой травы» — уточнила она, — просил позволения приложить ладонь к ее животу. Она разрешила, и он, прошептав несколько слов в направлении зачатка жизни, плавающего в ее утробе, выглядел очень довольным. Поблагодарил ее и сказал, что приехал в Монголию исключительно ради этого, но, поскольку уж он оказался в этих краях, то проведет еще несколько дней в окрестных горах, поищет какие-то минералы или кристаллы — она не запомнила точно, да и не слишком интересовалась. После этого он уехал. Спустя двое суток шофер и гид вернулись уже без него и пояснили, что он якобы захотел остаться в горах и поработать в одиночестве. А спустя еще несколько дней его обнаружили мертвым.

— Это вот он нашел его, — сказала она, кивнув подбородком в сторону старшего сына. — Видимо, он и есть один из тех, кого вы разыскиваете.

— Ёсохбаатар? — пролепетал Розарио.

Женщина очень удивилась. Она не помнила, как звали покойника, но спросила, откуда нам известно это имя. Не дожидаясь ответа, пояснила, что планирует назвать так новорожденного, если это будет мальчик.

— Какое странное совпадение, — она величественно улыбнулась. Ветер продолжал трепать ее волосы, она с переменным успехом пыталась привести их в порядок.

Шамлаян пробормотал несколько слов. Казалось, он чувствует себя немного виноватым перед матерью. Сказал, что это он дал такое имя человеку с волосами, похожими ни сухую траву, потому что, как он выразился, «мертвые и еще не рожденные близки друг к другу». Мать ничего на это сыну не сказала, ограничившись слегка удивленным пристальным взглядом. Меня вдруг осенило спросить, могу ли и я тоже прикоснуться к ее животу. Вспомнил при этом о Сюэчэнь, ласкавшей свой беременный живот в моем сне. Подумал и о нашем дедушке. Женщина отнеслась к моей просьбе сдержанно, слегка настороженно, но, как ни странно, возражать не стала. Я положил ладонь ей на живот — ничего особенного при этом не почувствовал — попытался представить себе дедушку и спустя короткое время убрал руку. Потом улыбнулся и отвесил благодарный поклон. Мои чуть перекошенная улыбка, смиренная поза и очевидная стеснительность сделали меня в это мгновение, без сомнения, немного похожим на корейского актера Сон Каи Хо[95] в картине «Тайное сияние»[96], хотя я и не могу вспомнить сколько-нибудь похожую сцену в этом фильме. Ветер дул все сильнее. Каждый молчал о чем-то своем. В этом свидании среди монгольской степи чувствовалось нечто необыкновенное.

— И где же покойник? — спросил, наконец, Розарио.

Женщина снова кивнула в сторону сына, продолжавшего внимательно присматриваться к нам. Я уже не видел туннеля, исходящего из него, но знал, что тот по-прежнему здесь со всеми его ответвлениями.

— Он должен знать, где сейчас мертвец, — сказала она сквозь танцующие на ветру пряди волос.

Мы все смотрели на нее и молчали.

— Он вас проводит, — пообещала она.

Прошло еще несколько секунд. Несколько очень странных секунд.

— Ты ведь не против, Шамлаян? — заключила она с чарующей улыбкой.

7. Немые терки

— Он должен знать, где сейчас мертвец, — говорит мама, придерживая танцующие на ветру пряди волос, и кивает в мою сторону.

Бауаа за моей спиной дергает меня за штанину.

— Как-то странно это всё, — шепчет он. — Зачем тот жердяй с зубами суслика трогал живот нашей мамы? И почему второй иностранец — небритый — назвал имя сухого мертвеца?

Делаю движение бедрами, чтобы вырвать ткань из маленьких пухлых пальцев брата. Почему-то чувствую, что долговязый китаец хотел бы поговорить со мной без слов.

— Тоже мало что понял, — обманываю я Бауаа. — Но похоже, придется нам отвести их всех взглянуть на Ёсохбаатара.

— А зачем?

— Потому что они были когда-то знакомы с ним. Так я думаю.

— Он был их родственником?

— Не знаю. Может быть. А теперь отстань. Сбегай-ка лучше посмотри, не у дяди ли Омсумая.

— Он вас проводит туда, — говорит мама, кивая на меня с широкой улыбкой.

Китаец странно посматривает на меня. Течение времени понемногу замедляется, и между нами завязывается беззвучная перепалка. Не сразу, конечно, он ведь к такому способу общения не привык.

«Я тебя узнал, — говорит он не совсем уверенно, не размыкая губ. — Это ведь тебя я видел однажды в хижине».

«В какой хижине? — улыбаюсь я незаметно. — В той, что мне предоставила Пагмаджав-Королева-Темных-Миров-и-Тенистых-Опушек, или у Сюргюндю-Костяной-Ноги, в избушке, разгуливающей по