Земля под снегом - Эндрю Миллер

несколько шагов позади. На площадке двумя этажами ниже увидели распахнутую дверь, которая, когда поднимались, была закрыта. За ней стрекотали швейные машинки. Чарли вошел, Билл следом. На рабочем столе под голыми лампочками сидели по-турецки и шили трое портных в жилетках и белых рубашках. Глубже в комнате с полдюжины женщин прострачивали ткань машинками с ножным приводом.

– Я старшего брата сегодня привел, мистер Ненцель, – сказал Чарли. – Решил ему показать, как живет другая половина.

Один из мужчин на столе кивнул, не спуская глаз с иглы.

– Мистер Ненцель работал у Книже[65] в Вене. Шил костюм для Марлен Дитрих.

– Этого я никогда не говорил, – возразил мистер Ненцель.

– Может быть, брату костюм сошьете. Ему пригодится. Что скажете?

– Возможно, – сказал мистер Ненцель. Он поднял на Билла гибкий, как портновская рулетка, взгляд.

– Светло-серый с розоватым отливом, – сказал Чарли. – Двубортный.

– Синий, – сказал мистер Ненцель, – и однобортный. Две пуговицы. Ткань с чуточкой ангорской козьей шерсти.

– Мистер Ненцель, – сказал Чарли, – рассказывает через одежду истории. Это правда, мистер Ненцель?

– Это правда.

У каждого из троих, сидевших на столе, рукава рубашки, чтобы не мешали работать, были закатаны и прижаты упругими металлическими кольцами. И у каждого по коже предплечья шли цифры.

– Телефонный номер Геринга, – сказал мистер Ненцель, перехватив взгляд Билла. – Приходите, и мы вас оденем. Будете вылитый Раф Валлоне.

– Или Рок Хадсон, – сказал Чарли.

– Делон, – сказал мистер Ненцель. – А Бельмондо видели?

– Дирк Богард, – сказал Чарли. – Таб Хантер…

Сошлись на Мастроянни и на «римском стиле» Дома Бриони, хотя чем-то это вызвало у портного усмешку. Потом он откусил нитку и вновь замкнулся, спрятался в свое дело.

Дерек поджидал их снаружи. Он втиснулся на заднее сиденье машины. Он был крупней обоих братьев – выше Чарли, шире Билла – и сидел, слегка нависая над ними, этакий темнокожий Ахилл в колеснице с двумя возницами.

До сорок шестого дома было недалеко, но Западный Лондон – шахматная доска, простых поездок тут не бывает. Они двинулись по улице с дешевыми гостиницами – «Александрия», «Шангри-Ла», «Двор Тюдоров». Из-за человека, который вел лошадь с повозкой и каждые десять шагов трубил в горн, им пришлось еле ползти. Пересекали площади, где дома, стоя на коленях, ждали сноса. На одной из стен высоченными буквами, с ошибками – крикливый лозунг Лиги защиты белых[66].

Подъехали к дому. Чарли, гремя ключами, вставил один из них в замок, толкнул уличную дверь плечом. Внутри по лестнице спускался человек. Увидев их, замер. Дерек заговорил с ним. Креольский диалект? Жилец спустился и прошел мимо них к выходу. Он был одет для более приличных мест, чем окрестности сорок шестого. Он встретился глазами с Биллом. С обеих сторон – кивок; впрочем, невнятный и довольно принужденный, с исторической подоплекой.

Стали подниматься по лестнице. Билл, конечно, не первый раз был в таком доме, но за два года отвык. Он остановился на одной из площадок, думая, не уйти ли. Чарли наклонился над перилами маршем выше.

– Тебя дыхалка, что ли, подводит? Я думал, тебе нипочем.

Надо было подготовить комнату для нового жильца. В одном ее углу от плинтуса до потолка чернели разводы плесени. На стене у окна замерзшая вода с крыши образовала систему узких ледяных притоков. С кровати, где пытались спать и, возможно, любить, где что-то кому-то снилось, было содрано все до продавленного матраса. Имелся газовый камин. Дерек, присев, повернул ручку. Газа нет. Счетчик был на первом этаже. Если кому захочется свести счеты с жизнью, ему придется спуститься с горсткой монет и потом подняться, пять маршей вниз и пять вверх. Есть время лишний раз поразмыслить.

У стены напротив окна – предмет мебели, напоминающий софу. Повыше квадрат более темных обоев.

– Тут картина висела, – сказал Чарли. – Какая, не помнишь?

– «Лето», – сказал Дерек.

– Если гвоздями не прибьешь… – сказал Чарли.

Билл стоял у окна. Свет казался единственным, что в комнате было чистого. На улице внизу несколько мальчишек окружили пурпурную машину.

– У нас один, было дело, – сказал Чарли, – вздумал ловить голубей с помощью вешалки для пиджаков. Как кур их жарил. Пришлось выгнать. Все голуби – достояние Ее величества. – Он засмеялся. – Где он сейчас обретается?

– Тут, рядом где-то, – сказал Дерек.

Они наметили пару мелких изменений. Около вокзала был гараж, где они держали всякую мебель.

– Хоть матрас поменяли бы, – сказал Билл. – А этот сожгите к чертовой матери.

– Матрас как матрас, – сказал Чарли. – Ты бы спал на нем, Дерек, а?

– Спал и на похуже, – сказал Дерек.

– Ты кое о чем забыл, – сказал Чарли брату, – или не удосужился узнать. Пройди по этому дому и постучись к людям. Они тебе скажут, что рады тут жить. Крыша над головой, адрес для работодателя. Без адреса на работу шиш возьмут. Мы сдаем тем, от кого другие шарахаются. Если тебе тут не очень, посмотри, какое жилье сдает Сирил Кэй. Лучше или хуже, Дерек?

– Там довольно погано.

– Наши квартиранты к нам расположены, – сказал Чарли.

– Потому-то они тебе виселицу на машине нацарапали, – сказал Билл.

Чарли пожал плечами. Дерек снова смотрел на стену – на пятно, где раньше висело «Лето». Комната стоила пять фунтов десять шиллингов в неделю. При вселении – за три месяца вперед. Всегда только наличные. К выходным желающие найдутся, причем без всякой рекламы.

Вернулись на улицу, где пахло угольным дымом и железом, пахло историей, наваленной слой на слой, как шкуры в дубильне. Дерека высадили у гаража. Оттуда Билл и Чарли двинули в Сохо. Чарли хвастался, что знаком с Джеком Спотом[67], что знает, где можно купить спидбол у графского сына и как бесплатно припарковаться на Бик-стрит. Они сидели плечо к плечу, и каждый из двоих сознавал в себе некую потребность по-братски ущучить другого. А Сохо в снегу выглядел чарующе. Витрина, полная апельсинов, рядом витрина, полная сигар. Стрип-клубы только открывались, джаз-клубы еще нет. У дверей маленьких кафе стояли и курили в тяжелых пальто, отдыхая между чудесами, невозмутимые мужчины, похожие на святых Эль Греко. Иной раз только поглядишь на такое – и уже доволен.

Воспитательница принесла поднос с едой. Ее сопровождали двое детей. Из угла комнаты подкатили по проходу кроватный столик. Айрин робко спросила, нет ли возможности зажечь свет. Они посмотрели на нее, ориентируясь на ленту ее голоса.

– Конечно, золотце, – сказала воспитательница.

Один из детей, как пловец, двинулся к дальней стене, где были коричневые выключатели. С третьей попытки нащупал. Ожили полдюжины лампочек под металлическими абажурами, похожими на островерхие шляпы азиатских кули.