Земля под снегом - Эндрю Миллер

Вид у него был довольный. Происходило приятное, что он не раз обстоятельно рисовал себе в воображении. Билл глядел в боковое окно. Он пребывал в полузабытьи. Проснулся в пять, полез было из кровати, но потом сообразил, что ему не надо сегодня доить.

– Помнишь, – спросил он, – как мы однажды утром после налета вышли из подземки и увидели дом, в который попало? У него вся передняя стена рухнула, и на тротуаре лежала ванна, упала сверху. Помнишь?

– Ванна? – переспросил Чарли. – Кажется, помню.

Билл кивнул. Подумал – вряд ли он помнит.

Она вновь лежала в кровати, как хорошая девочка (и не всегда ли так было – хороший котенок и плохой, хорошая мышка и плохая?), подтянув одеяло до подбородка. День поворачивал или уже повернул от прилива к отливу. Она слышала, как приближается по коридору воспитательница: тягучие шаги, жалобы половиц, звуки, издаваемые ртом, – слова или их влажные начатки. Что-то более резвое, возникшее сбоку, оказалось спаниелем с красновато-коричневыми пятнами. Он сел у двери, бдительный, как придворный, а воспитательница прошла по комнате к кровати Айрин. Там стоял стул, и она опустилась на него, хотя сиденья ей не вполне хватало. Обе толстые ноги были перебинтованы – впрочем, это выглядело привычным состоянием, а не чем-то экстренным. От нее крепко, горько пахло табаком. Маленькие желтые зубы, глаза фарфоровой голубизны. Волосы – цвета пыли. Она улыбнулась.

– Ну вот, – сказала она. – Лучше, да?

Она пошевелилась, усаживаясь удобнее. Если стул подломится, подумала Айрин, никакая сила не поставит ее на ноги.

– Вы можете, золотце, называть меня мисс Уоткинс – или просто, как дети здесь, Мамой.

Она вынула из кармана передника пачку сигарет, вытряхнула одну и зажгла с великолепным проворством. У нее была симпатичная зажигалка – «ронсон».

– Ну так что? – спросила она.

– Простите, не поняла?

– Мисс Уоткинс или Мама?

– О… Мисс Уоткинс?

Воспитательница кивнула. Сильно, с потрескиванием затянулась сигаретой. Она смотрела в одно из окон, так выглядело.

– Мы были очень обеспокоены из-за вас, золотце. Вы в том еще состоянии сюда явились. Пришлось немедленно вас уложить. Вы проспали почти сутки.

– Правда?

– Да, золотце, правда. В этой самой кровати. Эту спальню, Ивовую, мы сейчас не используем. Все оставшиеся дети спят в Березовой. Очень многих на Рождество взяли домой, и, конечно, они пока не вернулись. И мисс Бернард, моей помощницы, тоже нет. Она застряла в Роттингдине. Со мной только кухарка и мистер Грант.

– Это школа? – спросила Айрин.

– Да, золотце. А что вы думали?

– Девочка, которая тут была, когда я проснулась…

– Дороти.

– Она слепая?

– Они все слепые. Или близко к этому.

– Школа для слепых.

– Вот именно, золотце.

– А остальные тоже здесь? С поезда?

– Он вел их на гóру, он вел их с горы[64]…

– Их тут нет?

– Ну как они могли тут остаться? Пятьдесят человек, и всем нужен хлеб насущный. А вы хотели попрощаться?

– Нет, не то чтобы…

– И повторяю, золотце, вы были в том еще состоянии, когда вас сюда доставили. Истерика. Вас несло, вы уйму всего выболтали.

– Мне совестно, что я причинила столько хлопот.

– Детям я говорю так: совестно? А что это значит, золотце?

– Я страшно замерзла.

– Еще бы. И не только вы.

– Конечно, – согласилась Айрин. – И все остальные тоже.

– Мы не про всех сейчас говорим, правда же?

– А про кого?

– Когда вы мерзнете и голодаете, вместе с вами мерзнет и голодает маленький путник.

Айрин не сразу сообразила. Потом кивнула. Ей делали внушение.

– Там был один очень милый джентльмен, он объяснил ваше положение. Да мне и не надо было ничего объяснять. В войну я была в Женской волонтерской службе. Вдоволь насмотрелась ужасного. А вы многое помните?

– Из военных лет?

– Да.

– Изрядно.

– Но по юному возрасту не могли внести вклад.

– Не могла.

– У нас были джемперы свекольного цвета и фетровые шляпы. – От сигареты остался окурок. Она встала, отнесла его к пустому камину, выбросила и вернулась на стул. Достала и зажгла еще одну. – Вы, стало быть, в бегах.

– Не совсем, – сказала Айрин.

– И куда вы, туда и маленький путник. У него ведь выбора нет, вы согласны, золотце? Дождь ли, снег ли, солнце ли. Он сегодня шевелился, вы чувствовали?

– Да.

– И что, по-вашему, он бы вам сказал?

– О чем?

– Вы знаете о чем.

– Я ехала к родителям, – сказала Айрин. – Мне надо им позвонить.

Воспитательница кивнула. Некоторое время она молчала. Очень слабо, через пол, детские голоса.

– Все это вы еще успеете. Я попрошу кого-нибудь из девочек принести вам чашечку чайку. А когда немного окрепнете, вы могли бы им почитать. Мой голос им надоел.

– Конечно, почитаю, – сказала Айрин.

Воспитательница снова поднялась. Вечная борьба с природными силами. Пес, поняв, что пора, тоже встал на ноги.

– Мы не можем только и знать, что получать удовольствие. Есть одно старомодное слово, золотце. Долг. Вы уж простите меня за откровенность.

– Да, – сказала Айрин. – Разумеется. Спасибо.

– К нам Уинни однажды заглянул. В Степни, в наш центр поддержки для потерявших жилье. Помахал нам шляпой. Его можно Уинни, неуважения тут нет. Мы чувствовали, что знакомы с ним.

– С мистером Черчиллем?

– Да, золотце. Ну, поболтали, и довольно. Я зайду попозже.

Она прошаркала к двери. Пес пристроился к ней сбоку. Когда они вышли, Айрин откинулась на подушку и, хмурясь, уставилась на сетчатый лепной узор на потолке. Она принялась вдумчиво проигрывать заново всю беседу, пытаясь понять, не слепа ли эта женщина тоже.

Офис был – две комнаты на пятом этаже в Паддингтоне. В окно Билл мог видеть рифленые вокзальные крыши. Молодая женщина сидела за пишущей машинкой. Мужчина в кожаном пиджаке, подпирая стену, читал книжку в мягкой обложке. Светили потолочные лампы. На стене календарь, маленький портрет Георга VI, часы.

– Мой старший брат, – сказал Чарли и, выписав рукой виньетку, показал на Билла. – Тот из двоих, на кого они потратились.

Молодая женщина бросила на Билла короткий взгляд. Мужчину в кожаном пиджаке звали Дерек. Его обязанности Биллу не разъяснили. Чарли распечатал кое-какую корреспонденцию. Позвонил по телефону.

– Легавые, – объяснил он, окончив разговор. – Мы тут все старые приятели.

Он снял с одного из латунных крючков на доске, висевшей у двери, комплект ключей.

– В сорок шестом? – спросил он.

Дерек кивнул и оттолкнулся от стены.

– Побудешь тут за хозяйку, Джули? – спросил Чарли.

– Я записана к зубному, – сказала она капризным голосом, тонким, как у ребенка. Ей хотелось радостей – а тут такое.

Мужчины стали спускаться по узкой лестнице, Дерек первым, братья на