Секреты цветов - Салли Пейдж

– Надеюсь, вы уже обнаружили, что на борту имелись представители всех остальных профессий.

Кивнув, Эмма тянется за кофе:

– Я знаю. И меня удивляет одно: если они так детально задокументировали все имеющиеся позиции, почему нет ни единого упоминания о флористе?

– Я скажу вам, что думаю по этому поводу, если, конечно, это имеет значение. Спорим, все можно объяснить тем, что это была женщина. – (Эмме хочется обнять Алистера.) – В тысяча девятьсот двенадцатом году имели значение лишь мужские профессии, удел женщины – быть матерью и домашней хозяйкой. Хотя на поверку все это оказывалось чушью собачьей, так как женщинам из низших классов приходилось рвать задницу, чтобы прокормить семью. Но представители Викторианской и Эдвардианской эпохи категорически не желали, чтобы мы, их потомки, так считали. Поэтому, когда дело доходило до регистрации женской работы, они, скорее всего, не вдавались в детали. С их точки зрения, женщины ценились гораздо ниже мужчин. Спорим, если за цветами ухаживал бы мужчина, то они присвоили бы его работе соответствующее название. – (Эмма живо представляет себе, как Алистер, эмоционально жестикулируя, читает лекцию в аудитории.) – Зная заранее о нашей встрече, я проверил парочку вещей относительно других судов и обнаружил, что на борту лайнера «Аквитания», спущенного на воду год спустя, действительно был садовник. Мужчина.

Эмма напряженно подается вперед:

– Ведь первыми флористами были садовники, так что это не лишено смысла.

После встречи с миссис Пепперпот Эмма более детально изучила историю семьи Билинг и обнаружила, что в переписи населения от 1881 года Фрэнк Билинг значился как садовник, но к 1891 году он уже именовался флористом. Эмма начинает рассказывать Алистеру о Билингах и их бутоньерках, после чего пытается озвучить то, о чем она думала, осматривая выставку.

– Все эти суда были витринами, на которых выставили все лучшее, так? – спрашивает она и, дождавшись кивка собеседника, продолжает: – Дизайнеры не упустили ни единой детали. Поэтому не лишено смысла, что цветы были частью всей этой роскоши.

– Эмма, вы ломитесь в открытую дверь. Компания «Уайт стар лайн» построила семидесятиметровый пароход «Номадик» – высший класс! – и под завязку загрузила его шампанским лишь для того, чтобы пассажиры могли совершить получасовое путешествие от причала в Шербуре до «Титаника», ожидавшего у входа в гавань. Естественно, они не пожалели цветов для «Титаника».

Окрыленная энтузиазмом Алистера, Эмма продолжает:

– Я проверила, какие цветы были в моде в тысяча девятьсот двенадцатом году. Взять, к примеру, «американскую красавицу» – темно-розовую розу. Такие розы пользовались успехом у покупателей из высшего общества и вполне могли быть среди цветов на борту судна. Любимые цветы одной из пассажирок, Мадлен Астор. Ну а еще, конечно, ландыши. Когда леди Дафф-Гордон поднялась на борт «Титаника» в Шербуре, то потребовала доставить ландыши в свою каюту. Она была ведущим британским модельером, и я могу поспорить, что правильный выбор цветов имел для нее значение. После крушения «Титаника» люди толпами собирались возле цветочного магазина, отправившего ей ландыши, чтобы узнать о ее судьбе.

– Очень интересный материал. – Алистер потирает свои длинные пальцы. – А знаете, я мог бы составить на его основании целый учебный модуль: «Аранжировка цветов на „Титанике“».

Эмма думает, что это станет неплохим названием и для ее книги тоже. Увлеченность Алистера не может не интриговать.

– А почему вы так заинтересовались «Титаником»?

– Ну… определенно не из-за фильма. Лео и Кейт? Я вас умоляю! Нет, всему виной мой дедушка. Когда я был маленьким, он часто водил меня на причал в Саутгемптоне. В юности он работал там грузчиком. У него было много фотоальбомов на тему «Титаника» – что-то вроде хобби. По воскресеньям мы сидели возле камина и рассматривали эти альбомы за чашечкой чая. Лично я пил молоко, а дедуля наверняка дул виски.

И вот опять: дети продолжают традиции отцов. Совсем как Лес со своими бегониями.

Алистер оглядывается в поисках официанта:

– Хотите еще кофе?

Эмма качает головой, а Алистер заказывает себе эспрессо, после чего спрашивает:

– О’кей, и на чем мы остановились?

– Итак, мы думаем, что это, должно быть, женщина. Да? Но я изучила биографии всех стюардесс и пока ничего не нашла.

– Давайте посмотрим на проблему с другой стороны, – предлагает Алистер. – Вы представляете себе «Титаник» как мир в целом. Но там ведь есть отдельные страны внутри. И даже континенты.

– Что вы имеете в виду?

– Подумайте о разнице между пассажирами третьего класса и остальными. Это подобно совершенно разным континентам. А половина пассажиров ехали третьим классом. Я бы сказал, никаких цветов.

Эмма кивает. Она уже размышляла об этом раньше, но сейчас до нее начинает доходить, что они с Клем в своих выкладках основывались на общем числе пассажиров, и ей становится не по себе.

Тем временем Алистер продолжает:

– В том, что касается остальной части лайнера, там имелись разные отсеки, за которые отвечали разные люди. Совершенно разные страны. Взять хотя бы ресторан à la carte первого класса – им управлял некий Луиджи, и он был хозяином этого заведения. Формально помещение было собственностью компании «Уайт стар лайн», но персонал нанимал Луиджи, а не компания. Это было его царство.

Эмма хмурится, так как не уверена, что ей нравится то, к чему клонит Алистер.

– Но я проверила информацию о Луиджи, и среди его персонала не было флориста.

– Что отнюдь не мешало кому-нибудь из его команды расставлять цветы. Нет, чем больше я об этом думаю, тем отчетливее представляю, что все было именно так. Разные части судна, разные люди. И не один флорист, а несколько членов экипажа, в обязанности которых входило в том числе заниматься цветами. Поэтому, думаю, вы должны искать не одного флориста, а нескольких.

Эмма вспоминает: когда она приступила к написанию докторской диссертации, то в самом начале сделала ошибку – допустила совсем небольшую промашку, которая оставила у нее ощущение дурноты и абсолютной уязвимости. А сейчас она не только неверно оценила объем необходимой работы, но и не учла, как устроена жизнедеятельность «Титаника».

Между тем Алистер медленно повторяет:

– Да, разные страны. – Он улыбается с таким видом, словно сделал Эмме подарок.

А она, в свою очередь, остается в подвешенном состоянии, цепляясь за остатки надежды. Она сидит не шевелясь, так как боится упасть. Она не может что-то сказать в ответ, чтобы не разрыдаться. И о чем она только думала? Как можно было быть такой тупой и такой наивной?

Она полагала, что сможет раскрыть тайну Флористки на «Титанике», и реально надеялась открыть нечто такое, что упустили историки.

А что, если там