Монгольский след - Кристиан Гарсен

Ванлинь: Да, и сестра мне говорила, что нужно читать книги, чтобы лучше писать самому. (Усмехнувшись.) Хотя разве ж она знает, как я пишу, если никогда меня не читала…

Дохбаар (себе под нос): Ну да, три дня, вот так. Если обойдется без аварии. И если не лопнет шина, а потом не лопнет запаска.

Розарио: Ах, так вы пишете?

Ванлинь: Да, романы и рассказы. Вот и сейчас работаю над некоторыми. (Снова наполняет стаканчики и кивает в сторону Дохбаара.) Но скажите на милость, почему он так долго не может ответить?

Чарки чокаются и осушаются, языки цокают, огурцы хрустят. Все обмениваются улыбками, алкоголь ведь всегда служил сближению людей и народов.

Розарио (опуская стаканчик на стол): И о чем те истории, что вы пишете?

Ванлинь: По-разному. Часто я пишу несколько текстов параллельно. Сейчас четыре сразу. В одном из них, к примеру, рассказывается о частном сыщике, китайце по имени Зорро.

Розарио (недоверчиво): Зорро?

Ванлинь: Да. По-китайски Цзо Ло. Это прозвище. История борца за справедливость, заступника обездоленных. Многие считают его героем: он вызволяет молодых женщин, проданных собственными родителями.

Розарио: Вот оно что.

Дохбаар (продолжая ворчать): И если мы не завязнем где-нибудь в трясине.

Ванлинь: А в другой истории действие происходит в пустыне. Там два персонажа разыскивают третьего.

Розарио: Гм… Китаец и француз?

Ванлинь (удивленно): Нет… Два американца — мужчина и женщина. Почему вы спросили?

Дохбаар (по-прежнему ворчливо): Или если нас кто-нибудь не убьет этой ночью.

Самбуу: Ладно тебе выдумывать, Дохбаар.

Розарио: Просто так. (К Самбуу.) Его что-то разгневало?

Самбуу: Нет-нет, просто он немного устал. Обычное дело, сами знаете, человек после рабочего дня… Вы обращали внимание на колею, следы шин, по которым он едет? Это сжатая запись всех промелькнувших мгновений. К тому же, это физически очень тяжелая работа. Неповоротливая машина, рыхлая земля…

Розарио: Это я понимаю. А что сказал он?

Самбуу: Еще три дня, как и договаривались.

Ванлинь (наполняя стаканы): Что происходит? У шофера разгневанный вид.

Розарио: Нет, он просто устал.

Ванлинь (ко всем): Ваше здоровье!

Они чокаются, опрокидывают чарки и, крякнув, вгрызаются в огурцы.

Ванлинь (к Розарио): Итак, сколько еще осталось по времени?

Розарио: Он говорит, три дня.

Ванлинь: Еще три дня… Гм. Подождите-ка. (Он поднимается, идет искать свой рюкзак, достает оттуда дорожную карту и снова усаживается за стол. Обращается к Дохбаару.) А по какому маршруту? Вы могли бы показать на этой карте? Хотя бы приблизительно.

Дохбаар (растерянно смотрит на Самбуу): Это невероятно! Чего ему опять надо?

Вот так, посреди степи, на закате и потом под луной, в величественной тишине безлюдных просторов было сказано множество пустых и бессмысленных слов, приправленных водкой и маринованными огурчиками: Квартет опустошил сначала две бутылки, стоявших на столе, затем еще три, которые Дохбаар, немного пошатываясь, принес из джипа вскоре после полуночи. Небесный свод искрился крупными звездами, и бесконечность степи, которая угадывалась в темноте, вдыхалась с воздухом и проникала в самую глубину души, наполняла каждого чувствами эпического размаха, приливом жизненных сил, желанием погнаться за отступающей линией горизонта хоть до неведомого края земли, сколько уж хватит сил.

Около двух часов пополуночи, когда все четверо уже прикончили водку и заполировали ее кто одной, кто двумя бутылками пива, Дохбаар пошел спать, но перед этим дружески хлопнул Ванлиня по плечу:

— Хороший ты парень. Немного достал меня, но человек ты, если разобраться, хороший.

Самбуу не счел нужным перевести его слова для Розарио, тем более, что тот об этом и не просил, а сам Ванлинь к тому времени уже успел уснуть — сидя, уронив голову на свою худую грудь. Розарио молча курил с затуманенным взором, созерцая почти полную луну, время от времени обмениваясь неясными замечаниями по поводу международной политики с Самбуу, который отвечал ровным голосом, без возражений, — невозмутимый, словно скала, становившаяся все более грузной и молчаливой по мере того, как пиво и водка прокладывали себе путь в его внутренностях, кровеносных сосудах, нейронах. Вскоре все трое тоже отправились на боковую, при этом Розарио поддерживал Ванлиня, которого пошатывало и подташнивало, а по лицу было понятно, что его, к тому же, мучает головная боль.

Вторая интермедия,

представляющая вкратце биографические сведения о каждом из участников Квартета

У разношерстной команды из четырех человек, именуемой здесь Квартетом, статистически было крайне мало шансов собраться вместе, но благодаря стечению обстоятельств эти четверо всё же встретились.

Шииревсамбуу Унурджагал, или попросту Самбуу, невысокий коренастый мужчина лет тридцати, родился в столице Монголии. Его отцом был степной кочевник из восточной части страны, из окрестностей Баруун-Урта[51], матерью — бурятка из СССР, с берегов Байкала, если точнее — из поселка Нарт-Харлун неподалеку от горы Улан-Чуулут-уул[52]. Родители познакомились в Улан-Баторе на фестивале Наадам в июле 1965 года: его отец Хурга и дедушка по матери Джаргал оба были владельцами скаковых лошадей, которых они усердно готовили к праздничным состязаниям. Не выиграл ни тот, пи другой, но во время нескольких заездов они держались рядом друг с другом, потом часто встречались посреди шума веселящейся многоцветной толпы, наблюдающей за соревнованиями борцов и стрелков из лука, награждением победителей, танцами. Нужно сказать, что Хурга старался не терять из виду Джаргала после того, как заметил, что его сопровождает скромная улыбчивая девушка — очевидно, его дочь. Что касается Джаргала — он был не настолько глуп, чтобы не сообразить, что все эти якобы случайные встречи в толпе повторяются слишком уж часто, однако он очень быстро проникся симпатией к этому сухопарому энергичному юноше, пусть невысокого роста, но с глубоко порядочным лицом, явно большому труженику и, кроме того, хорошему наезднику. Спустя два года сыграли свадьбу. Молодожены переехали жить в столицу, где Хурга, не желавший вечно вести кочевую жизнь, к которой привык с детства, нашел себе работу грузчиком. Самбуу родился через три года и стал вторым ребенком в семье, а всего их было четыре. Будучи школьником, очень быстро зарекомендовал себя отличным учеником, прилежным и выдержанным, особенно легко ему давались языки (русский, немецкий и французский), а также литература. В двадцать лет он получил стипендию от правительства и уехал в Москву изучать в тамошнем университете историю, потом продолжил учебу во Франции — сначала в Лилле, где закончил магистратуру по истории, затем в Париже, где три года проучился в Sciences Ро[53]. Хурга тем временем пристрастился к бутылке, а его жена — к причитанию, но