Монгольский след - Кристиан Гарсен

уже без труда мог пообщаться с Пагмаджав или Сюргюндю, или тетей Гю, когда ему это было нужно, без труда мог проникнуть в чужие сны, без колебаний изменял свою внешность или подстраивался под характер спящего, чтобы лучше вписаться в чужие видения, однако первый взгляд на место, в которое его занесло, каждый раз требовал сделать усилие над собой: Шамлаян до сих пор не мог позабыть свое ужасающее пробуждение у Сюргюндю.

Он не был к этому готов, не знал, что его ждет и где вообще он очутился, открыл глаза и увидел серое однообразное пространство, что-то вроде безжизненной песчаной пустоши, которую подметал холодный ветер. Перед ним стояли Пагмаджав со своими тремя кобылицами, большой серый волк и очень старая женщина, худая, как щепка, — он сразу понял, что это Сюргюндю. Он был рад увидеть Пагмаджав, но она его как будто даже не заметила. А вот волчара подошел к нему и долго с интересом обнюхивал. Шамлаян при этом затрясся от страха.

«Да, я дрожал, как презренный трус, и мне не стыдно признаться в этом».

«Так значит, ты напугался, сопляк? Теперь ты не такой нахальный, как раньше, а? А я тебе говорила…»

«Ну да, мне страшно, толстуха. Поставь себя на мое место».

«Каково там, на твоем месте, мне хорошо известно. Я рада за тебя: скоро ты узнаешь, что такое испугаться по-настоящему».

Конечно, весь это диалог велся немо, с их губ не слетело ни слова.

Затем волк вернулся к обеим женщинам — причем, я заметил, равнодушной, небрежной походкой. Сюргюндю и Пагмаджав долго смотрели друг на друга. Я же присел на корточки над холодной серой землей, под таким же серым и холодным небом. Не было сил ни подняться, ни даже пошевелиться. Я не знал, что мне делать.

— Ты многое выучил самостоятельно, Шамлаян-Сопляк, и за очень короткое время, — сказала, наконец, Сюргюндю. — Да, многое. Но ты ведь способный. К тому же, твой дед Баджуурнасамбук был из наших.

Пагмаджав согласно кивнула. Что она, дуреха, может об этом знать? Она ведь никогда его не видела.

«Заткнись, червяк, и слушай».

— Я хорошо знала его, Баджуурнасамбука, — подхватила старуха. — И ты, Пагмаджав, тоже — вспоминаешь? Да уж, давненько мы его не видели…

Пагмаджав улыбнулась и хмыкнула. Ее пухлые щеки вздрогнули. Мне это было не понятно.

— Короче говоря, — продолжила Сюргюндю, — ты молод и талантлив, ты уже многое умеешь, способен даже навестить тетю Гю, когда она тебя не звала… Кстати, это — она повернулась к Пагмаджав, — выглядело довольно забавно, что ни говори. Бедняжка Гю немного растерялась… Хорошо, всё это достойно уважения, учитывая твой возраст. Но вот сам подумай, достаточно ли этого, чтобы претендовать на нечто большее?

Я ни на что особо и не рассчитывал, но не осмелился сказать ей об этом.

— Как это? — вдруг рявкнула Сюргюндю, от внимания которой ничего не могло укрыться. — Ты сам сказал Пагмаджав что-то подобное. Не играй с такими вещами, сопляк!

Волчара сделал шаг ко мне и зарычал, показывая при этом зубы.

— Да, это правда, — торопливо признал я, — это правда, я хотел стать таким, как Пагмаджав, я это сказал. Но…

— Что «но»?

— Вы уж простите… Но… Я думал, что это…

Я колебался. Мне казалось, что лучше про это не говорить.

— Продолжай!

Волосы обеих женщин и гривы трех кобылиц колыхались на ветру. Все, включая большого серого волка, неподвижно уставились на меня.

— Я подумал, что это… уже произошло, — выговорил я вполголоса. Сюргюндю нахмурила брови.

— Что произошло?

Я сглотнул слюну.

— Ну… мне показалось, что… я уже стал таким, как Пагмаджав. Что дело как бы в шляпе.

Мои слова потонули в оглушительной тишине.

— Ну и ну… — произнесла Сюргюндю спустя какое-то время.

Лицо Пагмаджав осталось совершенно неподвижным. Шматок сурочьего сала.

— Ну надо же… — снова запнулась Сюргюндю.

Похоже, она не могла подыскать нужных слов. Но я постарался подумать об этом не слитком громко: ей такая мысль, наверняка, не понравилась бы.

— Ладно, — сказала она наконец, причем голос прозвучал как будто удрученно. — Барюк, можешь приступать.

Я даже не успел сообразить, что должно произойти, как волк с ужасающим воем бросился на меня и своей невероятно широко разинутой пастью ухватил за лицо. Упав на спину, я почувствовал, что он рвет меня на части, и тогда всё во мне и вокруг меня смешалось. Я пытался, как мог, кричать, я вопил от страха и от боли, наложил при этом в штаны, я плакал, немо прося прощения у Сюргюндю, она же спокойно отвечала, что она тут ни при чем и что я в любом случае должен был через это пройти. Я чувствовал, как мои органы разрываются, мышцы отделяются от костей, кожа рвется на длинные окровавленные лоскуты, и всё это на фоне звуков как из преисподней — глухого рыка чудовища, с жадностью пожирающего меня. Волк вцепился в руку, мощно рванул на себя и с противным чавкающим звуком оторвал от туловища, а я не мог даже потерять сознание. Потом он стал жевать, он жевал меня, разгрыз мою руку на три части и каждый мой палец на три фаланги, а я, онемев от ужаса и непонимания, должен был слушать, как они хрустят в его пасти. Затем он проделал то же самое со второй рукой. Потом вырвал мне ноги — не сразу, после нескольких попыток, крутя своей большой головой слева направо и не переставая при этом рычать, он грыз и грыз меня — бедренные кости, большие берцовые, коленные чашечки, малые берцовые, лодыжки, предплюсны и плюсны. Кровь била ключом и пузырилась, капли долетали до Сюргюндю, что вынудило ее немного отступить назад, до Пагмаджав — она не двинулась с места, спокойно позволив испачкать себя, и до кобылиц, отводящих глаза в сторону. С красной меховой шубы Барюка, на которой лишь местами просвечивал ее прежний серый цвет, свисали розоватые клочья мяса — моего мяса. Он продолжал свой пир, кромсая мне бока, потом отделяя друг от друга ребра, я же с ужасом наблюдал за происходящим. Им двигал неутолимый жор — безумный, но в то же время казавшийся маниакально педантичным и запрограммированным. Он с ритмичным хрустом крошил кости одну за другой, словно наслаждаясь созвучиями чудовищной музыки. Пиршество, сопровождаемое отвратительным волчьим похрюкиванием, иногда прерывавшимся короткими вздохами наслаждения, за которыми следовали жуткие звуки сосания, чавканья, треска рвущихся мягких тканей и лопающихся костей, длилось бесконечно долго, и в какой-то момент я потерял сознание, провалился в бездонную черную дыру, где уже не