Монгольский след - Кристиан Гарсен

мог ничего ни увидеть, ни вспомнить. Этот полет вслепую продолжался, возможно, столетиями. Потом стало немного светлее, и я понял, что я разрублен и раздроблен на сотни кусочков, валяющихся по земле. Вокруг снова висела тишина, густая и враждебная. — похожая всегда витает над местами побоищ и резни. Слышался лишь посвист ветра вокруг нас. Всё вокруг было залито моей кровью, хоть немного оросившей эту бескрайнюю серую землю. Волк уже отошел от меня — вернее, от обрывков меня — и сидел теперь рядом с Сюргюндю, облизывая окровавленную морду. Я увидел, как Пагмаджав и Сюргюндю приблизились ко мне — или, точнее, к кусочкам меня — и начали считать их, ничуть не выказывая ни удивления, ни отвращения. Эти подсчеты, показалось мне, длились даже дольше, чем мое расчленение. Впрочем, время для меня уже ничего не значило. Я, без сомнения, был немного мертв. Да, я умер: надо полагать, я был мертв, потому что меня там по-настоящему уже не было. Вплоть до момента, когда у Сюргюндю вырвался, насколько я мог понять, торжествующий крик:

— Вот она!

И я увидел, что она держит в своей красной от моей крови руке малюсенькую заостренную косточку. Перед обеими женщинами высились две почти конические груды моих костей. Да, то, что прежде было мной, теперь лежало двумя аккуратными кучами перед Пагмаджав и Сюргюндю. Женщины старательно перебрали мои кости одну за другой и выбрали вот эту.

— Лишняя кость, — сказала Сюргюндю, беззубо улыбаясь. — Шамлаян, это чудесно, малыш, у тебя есть сверхкомплектная косточка. Ты была права, доченька, — повернулась она к Пагмаджав.

Сюргюндю положила окровавленную косточку себе в рот и зажала ее между деснами.

— А фефей шмотйи на меня фнимафейно, Шамъяян.

И она стала стремительно разрастаться, пока не закрыла собой небо, потом, словно кусок ткани, развернувшийся на ветру, она покрыла своим огромным и неожиданно плоским телом серый мир, в котором находились все мы втроем плюс волчара и три кобылицы, и окутала разрозненные кусочки моего тела пушистым коконом, под защитой которого обрывки меня собрались в клубочек и я постепенно восстановил свою форму, а затем утонул в чем-то вроде первичного сна, успев услышать очень нежный голос, нашептывающий, что я, наконец, прошел, прошел испытание.

Интермедия,

где в чисто анекдотической манере показываются истоки и причины головной боли Чэня-Костлявого

Походный столик посреди покрытого общипанной травой плоскогорья. Вокруг столика сидит Квартет: два монгола — один низенький и плечистый, с румяным лицом и прямым твердым взглядом, второй чуть повыше и верткий, как белка, с усиками и густой короткой шевелюрой; худой высокий китаец с очень длинными руками и головой грызуна; и небритый француз со всклокоченными волосами, среднее звено между китайцем и монголами как по росту, так и по языкам, которыми они владеют. На столе — четыре оранжевых пластиковых тарелки, такие же вилки и ложки, четыре стаканчика, в тарелках лапша, присыпанная сушеным мясом — наверняка, бараниной, пакетики чая, шоколад, вода, соль, огурчики и две пол-литровые бутылки водки. «Если захочется добавить, в запасе еще есть», — заверил Самбуу. Они уже второй раз ужинают вчетвером. Позади каменистого холма заходит солнце. Вокруг царит тишина.

Ванлинь (разливая водку в четыре стаканчика и обращаясь к Дохбаару): Сколько нам осталось километров? (Ко всем троим, вознося чарку.) Ну, будем. Выпьем по-русски! (К Розарио, с улыбкой.) Я ведь недавно побывал на берегах Байкала, так что… (Ко всем.) Ваше здоровье!

Все чокаются, выпивают до дна, щелкают языком о нёбо, хрустят огурцом.

Дохбаар (повернувшись с недоуменным лицом, вскинув брови, к Самбуу): Что он говорит?

Самбуу (с таким же выражением лица к Розарио): Что это он сказал?

Розарио (к Самбуу): Он спрашивает, сколько нам километров осталось проехать.

Самбуу (к Дохбаару): Хочет узнать число оставшихся километров.

Дохбаар (потупив взгляд и проверяя пальцами остроту своего ножа): Откуда ж мне знать, да и какая, в общем, разница. Триста или четыреста. (Пожимает плечами) Пятьсот. Примерно три дня осталось.

Ванлинь снова наливает всем водки. Тост за здоровье каждого. Поднимают чарки, пьют до дна, цокают языком, хрустят огурцом.

Самбуу (обращаясь к Розарио): Где-то четыреста или пятьсот.

Розарио (к Ванлиню): Примерно четыреста или пятьсот.

Ванлинь (с округлившимися глазами): Вот это да! (К Дохбаару.) И сколько времени это, по-вашему, займет?

Дохбаар (к Самбуу, скривив лицо): Чего ему еще?

Самбуу (к Розарио): Что он говорит?

Розарио (к Самбуу): Спрашивает, сколько времени это займет.

Ванлинь (наполняя стаканчики): Подождите, подождите! Пора выпить за здоровье.

Все поднимают чарки, осушают их, причмокивают, хрумкают огурчики.

Ванлинь (наклонившись к Розарио, вполголоса): Характер у нашего водилы, похоже, не из легких.

Розарио (улыбнувшись): Гм.

Ванлинь: Вы читали сестер Бронте?

Розарио: Как вы сказали?

Самбуу (поставив стаканчик на стол, к Дохбаару): Сколько это по времени?

Дохбаар (поставив стаканчик, к Самбуу): Ты о чем?

Самбуу: Он хочет знать, сколько дорога займет у нас времени. Ты мог бы вести себя любезнее. Парень ведь вежливо спрашивает, без всяких претензий.

Ванлинь: Например, «Грозовой перевал» вы читали?

Розарио: Так вы об этом… Да, уже давно.

Ванлинь: Я так и думал. Моя сестра очень любит английскую литературу: сестер Бронте, Джейн Остин, Диккенса, Томаса Харди и так далее. Сам-то я тех авторов не читал. А сестра говорит, это лучшая литература всех времен.

Дохбаар (склонившись к Самбуу, с едва сдерживаемым раздражением в голосе): Я же только что сказал тебе, сколько времени: примерно, три дня. Нужно без конца повторять? Было сказано еще перед отъездом: в пути будем пять дней. Пять.

Самбуу: Хорошо, хорошо, не кипятись.

Розарио: Знаете, могу согласиться с вашей сестрой — книги чудесные. Было время, я только этих авторов и читал. Но считать их непревзойденной вершиной мировой литературы… Ну не знаю, трудно сказать. Есть ведь еще, например, русские…

Дохбаар: Не четыре и не шесть: пять. Мы выехали позавчера. В школу я не ходил, но считать-то умею: два дня прошло — значит, осталось три. Нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять это?

Самбуу: Да ладно тебе, не преувеличивай. Он просто хочет знать точно, и это его право.

Ванлинь: Тех-то я немного читал. И французов тоже.

Розарио: Тогда вам, конечно, следует почитать и англичан.

Дохбаар: И потом, я не вижу смысла в таких вопросах. Это как в прошлый раз, я тогда вез итальянцев. Они хотели всё знать: и сколько времени, и сколько километров, и где мы будем проезжать, и почему здесь, а не там… До них никак не доходило, что не