Астра - Сидар Бауэрс

Пока Астра творила косметические чудеса, Сатива думала о своих ежевечерних звонках домой. О том, что ни разу не говорила матери, что всю первую неделю чувствовала себя такой одинокой, какой никогда не бывала в Небесной. Не говорила о том, насколько Астра стала замкнутой, о том, что ни разу не видела, чтобы Крис взял своего ребенка на руки, или о том, как странно, что он каждую ночь стучится в дверь спальни Астры. Когда Клода настойчиво повторяла один и тот же вопрос – выглядит ли Астра счастливой, – Сатива всегда отвечала «да», «конечно», «безусловно», хотя на самом деле понятия об этом не имела. Даже здесь, в своей комнате, Астра была непроницаемой, как спокойное темное озеро: невозможно было определить, что находится под его водной гладью и насколько оно глубоко.

– Ну вот. В пятницу, перед тем как пойдешь на работу, я снова тебе помогу, – сказала Астра, захлопнув коробочку с пудрой и румянами. Потом взяла блеск для губ, нанесла его и подняла Хьюго с пола.

Взглянув в зеркало, Сатива увидела отражение, заметно отличающееся от того, что она видела раньше. На ресницах густо лежала тушь, пятна и прыщи на лице были тщательно запудрены, губы выделялись, как две половинки сливы на белом блюдечке. Если не брать в расчет рыжеватые волосы, теперь она слегка походила на Астру; такая взрослившая ее трансформация привела Сативу в восторг.

Понимая, что скоро Астра попросит ее уйти, она ощутила прилив храбрости, протянула руку, легонько пощекотала пятки Хьюго и спросила:

– Я все хотела узнать… Как вы встретились с Крисом? Ты никогда мне об этом не рассказывала.

– Мы с ним встретились, когда я работала, – ответила Астра.

– В ресторане?

– Нет. В магазине одежды. Это случилось несколько лет назад.

Астра уже снова стала уходить в себя, но, вспомнив, что днем ранее сказал Крис, Сатива настойчиво продолжила:

– Это круто. Я еще хотела сказать, что посреди ночи слышала какой-то шум в коридоре. А ты ничего не слышала?

Астра отошла на шаг назад, качая сына на руках.

– Должно быть, вот этот шпингалет куролесил. Ему, бывает, хочется, чтоб с ним всю ночь нянчились, а когда на него что-то находит, он так начинает беситься, что сладу с ним нет.

Сатива вскинула брови и улыбнулась, всем своим видом стараясь дать понять, что вполне в состоянии говорить серьезно, а не скоморошничать. Она уже вполне до этого доросла.

– Да нет, я имею в виду… Мне кажется, это Крис. Вроде как у твоей двери, – сказала она. – Вы, ребята, что – ругаетесь или у вас что другое стряслось?

У Астры кровь отлила от лица, а само оно будто окаменело, но какие бы чувства Сатива ни заставила ее испытать – смятение, стыд или гнев, – она сумела их сдержать.

– Да брось. Я вообще ничего такого не слышала, – сказала Астра, передернув плечами, потом повернулась и вышла из ванной, оставив там Сативу в одиночестве.

Сатива снова посмотрела в зеркало, предметно изучая свое новое лицо. Оно и вправду того стоило. С какого перепугу она так старалась выяснить, что творится в этом доме? Скорее всего, Астра просто несчастна с Крисом или ей не повезло как матери. Но какое ей до этого дело?

Она заглянула в спальню, желая убедиться, что Астры там не видно.

– Стерва, – совершенно спокойно произнесла она. Потом скосила взгляд на царивший на подзеркальнике беспорядок, взяла тюбик помады и заткнула его за пояс трусиков.

Когда она вернулась к себе в комнату, сердце билось так, будто хотело выскочить из груди. Сатива выдвинула ящик тумбочки у кровати и положила помаду рядом с игральным кубиком. Теперь со случившимся не поспоришь: это уж точно было воровством. Или расплатой, решила она, за все то внимание, которое Астра у нее отняла за долгие годы. Впредь она не станет ее жалеть. Астра имеет больше того, что ей положено. У нее обалденный дом. Здоровый ребенок. Богатый и красивый друг. Но ведь ей всего этого мало, разве не так? А теперь Сативе нужно кое-что в обмен; ей нужно что-нибудь для себя, и если должна – она это себе возьмет.

Перед тем как задвинуть ящик, она коснулась кубика и помады еще раз.

Через пару дней Сатива снова зашла в комнату Астры, чтобы взять кое-что еще: крем-пудру, коробочку с румянами, тушь для ресниц и тени для век, которые нашла в косметичке. Потом от нечего делать она часами сидела у себя в комнате, подражая ужимкам и ухмылкам рекламных героев из разных журналов, наводя круги под глазами и крася губы в кофейный цвет.

Разговаривая вечером с матерью по телефону, она стояла перед зеркалом у себя в спальне, прижимая трубку к уху плечом. Сатива тянула телефонный шнур, показывала собственному отражению язык и выкатывала подведенные глаза. Она уже свыклась со своим новым образом, который стал для нее почти нормальным.

Когда мать спросила, ладят ли они с Астрой, Сатива ответила, что все у них замечательно. А когда мать задала ей вопрос о Крисе, сказала, что он просто бесподобен. Вопрос о том, насколько внимательная и ласковая мать Астра, она чуть не пропустила мимо ушей, хмыкнув что-то неразборчивое. Сказала, что все у них «чудесно». В общем, всю дорогу врала, беспардонно врала. Потому что Астра – обычный, ничем не выдающийся человек, и Сативу уже до печенок достало, что все уделяют ей столько внимания.

Ресторан располагался в ничем не примечательном торговом комплексе между пивным магазином и ремонтной мастерской, на его окнах витиеватыми черными завитушками было выведено название «Италиана». Но внутри, как показалось Сативе, помещение оформили по высшему разряду. Западная стена была зеркальной, столы покрывали аккуратно разложенные льняные скатерти, с потолка свисали элегантные люстры с сотнями мерцающих миниатюрных лампочек. Цветовая палитра, выдержанная в золотистых и кремовых тонах, казалась приятнее глазу, чем закат поздним августом, и Сативе это место сразу же понравилось.

Уже два дня она неловко ходила по ресторанному залу в новых туфлях на высоких каблуках и, представляясь сотрудникам, все еще нетвердо стояла на ногах. Но Сатива была в восторге от того, что стала немного выше и ей легче было уследить за происходящим. Ее не смущало, что она то и дело спотыкалась и в случае необходимости не смогла бы бежать. Если б только меня могла увидеть мама, подумала она и даже поежилась от удовольствия, поскольку Клода, естественно, терпеть не могла высокие каблуки. Она считала, что мужчины специально их