Живое свидетельство - Алан Ислер

— Ах, да, наш доктор-праведник! Кстати, счел ли он возможным выписать новый рецепт на дормидол? — Он повернулся ко мне. — Это мое снотворное. Прости уж несчастного инвалида, Робин. У меня сменился фокус. Раз уж мне запрещено глушить боль, я хочу ее заспать, или хотя б попытаться это сделать.

— Я попросил Билла Джойса, он сегодня утром забрал дормидол, — сказал Джером.

— Ты слишком добр, слишком, — буркнул Стэн.

В дверях появилась экономка.

— Повар говорит, что ланч будет готов через двадцать минут, сэр, — сообщила она Джерому.

— Спасибо, миссис X. Робин, надеюсь у вас хороший аппетит. — Он чуть-чуть сдвинул инвалидное кресло. — Я оставлю вас, друзья, вам есть о чем поговорить.

И он вышел вслед за экономкой.

— Я постоянно общался с Майроном Тейтельбаумом, — не то чтобы солгал, но немного приврал я, — с тех пор, как увидел ту статью в газете и узнал, что в тебя стреляли.

— Ну конечно, Майрон, старуха-королева Мошолу, да длится ее царствие, храни ее Господь, — презрительно фыркнул Стэн. — Одна мутная статья об Ancreen Riwle[80] и тонюсенький, насквозь вторичный томик о «Легенде о славных женщинах»[81], и — вот, полюбуйтесь! — Ее величество, она же сама себе Дизраэли, стала императрицей английской кафедры. Мошолу, пока его не закрыли, срочно нужен Ювенал.

— Тейтельбаум забаллотировал Стэна на выборах в «Клуб ста», — дала свое объяснение Саския.

— Откуда ты можешь это знать? — спросил я.

— Да уж знаю.

Стэн махнул рукой — так невозмутимый пасечник отгоняет надоедливого овода.

— Ну, клуб «Лотос», клуб Марка Твена, был рад, «счел за честь», как выразился секретарь, принять меня. — Он опустил свое бледное лицо и уставился на меня покрасневшими глазами. — У нас взаимные договоренности с лондонским «Реформом». Когда я там, «Реформ» — тоже мой клуб.

— Отлично, — сказал я.

— И «Граучо», — злорадно добавил он.

В дверях снова возникла экономка.

— Ланч подан, миссис Копс.

— Спасибо, миссис X.

Ланч получился довольно бессвязный: Джером и Саския явно были смущены тем, как нарочито неприветлив Стэн в присутствии гостя, и пытались его развеселить — Джером воодушевленно рассказывал истории из детства, которые должны были показать, как он упорствовал в своем невежестве и каким «умником» с младых ногтей был Стэн; Саския весело излагала подробности их последнего визита в Лондон, сделав упор на поездку по Сомерсету и Девону и то удовольствие, которое они поучили, открыв Порлок.

— Не то чтобы «открыв», радость моя, — язвительно отметил Стэн. — Он всегда там был. Она имеет в виду, — объяснил он, словно она была малышкой, чей детский лепет нужно переводить посторонним, — мы оказались в Порлоке случайно. — Он повернулся к ней. — Насколько я помню тот счастливый момент, деточка моя, ты понятия не имела, чем знаменит Порлок[82]. Ну да ладно.

Тягостную тишину прервал отважный Джером — глуповатый рыцарь на старом и больном Росинанте.

— Робин, так вы впервые в Штатах?

— Помилуй, Джерри! Проснись ты наконец! — только что не плюнул Стэн. — Мы с Робином познакомились тридцать лет назад в Мошолу, помнишь? В Мошолу, в Бронксе. Он еще и писатель. Все время мотается сюда — продвигать свои романы. — Ему удалось не только подковырнуть брата, но и намекнуть, что в сочинении романов есть что-то фривольное, а продвижение их — занятие, достойное мелких лавочников.

Стэна подкатили в торец стола, где он сидел, словно на председательском месте — мне это напомнило о том занудном ужине на Западной 84-й много лет назад. Сегодняшний Стэн сильно отличался от своего прежнего образа, но не только возраст и пыл были не те. Тогда он стремился создать дружелюбную обстановку, Gemütlichkeit[83], теперь же нарочно провоцировал разлад. От старого Стэна, насколько я мог судить, осталась лишь его уверенность в собственном превосходстве. В прежние времена он прятал ее под прозрачной вуалью, теперь нагло ее выказывал. Он сидел во главе стола, уткнув подбородок в грудь, косился на всех нас по очереди злым, подозрительным глазом, подбородок приподнимал лишь для того, чтобы бросить очередное едкое замечание. Откуда такая озлобленность? — думал я. Может, пуля, сразившая его в порнопритоне, была пропитана желчью? Он был на пике академической карьеры. Может, он решил, что те, кто награждает Пулитцеровской премией, Национальной книжной премией и премией Макартура (для гениев) вступили — возможно, из зависти — в сговор против него? Или хандра — следствие диспепсии?

Сколько Саския его ни уговаривала, он ел крайне мало, разломил булочку на куски и жевал их. Стол же ломился, здесь в изобилии была представлена «кошерная» в нью-йоркском стиле еда — то есть мясное с молочным не мешалось, поданы были деликатесы, которые предпочитают потомки восточноевропейских евреев. Что до меня, то я такую еду обожаю, предпочитаю ей разве что суши и всегда признаю, что английские потуги изобразить еврейские изыски ни в какое сравнение не идут с гастрономией из американских кулинарий, особенно нью-йоркских, где, как я узнал, и закупались яства для коннектикутского пира Джерома. На столе имелась копченая рыба всевозможных разновидностей — каждая на огромном блюде, миски рыбного салата — с лососем, белой рыбой и тунцом, сливочный сыр — простой, с зеленым луком и с овощами, корзины с булочками, бейглами, ржаным, квасным и обдирным хлебом, сливочное масло сладкое и соленое, а также миски с зеленью, маринованными луком, свеклой и огурцами. К этому было подано превосходное «Шато Ланразак» 1956 года, а в завершение — рогелах[84], или gewickelte[85], с кофе.

— Эта мерзкая еда ассоциируется у меня с Сирилом Энтуислом, — загадочно сообщил Стэн, — но эту историю мы прибережем на потом.

Наконец-то был упомянут Энтуисл.

— Сирил просил меня передать пожелания скорейшего выздоровления, — сказал я, и формальность этой фразы показывала не только, что я лгу, но и что я отлично понимаю: все остальные знают, что я лгу. — Мне следовало упомянуть об этом раньше.

— Так он для тебя Сирил, да, Робин? Вы с ним так близки, друг к другу по имени?

— Наши пути в течение ряда лет иногда пересекались, — поспешно ответил я. — Но я не слишком хорошо его знаю. Не сказал бы, что мы «близки».

— Однако он тебя попросил найти меня.

— Он знает Тимоти. Моего английского агента.

— Вот оно что, — саркастично протянул Стэн. — Ну, раз он знает Тимоти… Так уж получилось, что я тоже знаю Тимоти. — Развивать эту мысль он не стал.

Миссис X., которая во время ланча то появлялась, то исчезала, появилась снова, осведомилась, всем ли мы довольны, готовы ли мы перейти к кофе, хотим ли мы «обычный