Секреты цветов - Салли Пейдж

– Ты ведь знаешь, что нет. – Уилл слегка улыбается и снова берет телефон.

– Откуда такая уверенность?

– Эмс, сама посмотри. Ты ведь ученый.

Она увеличивает изображение, и от шока разочарования внутри все обрывается. Ну конечно, она сразу должна была это заметить, но слишком сосредоточилась на лице девушки. На нагруднике белого передника большой крест. Это не Флористка. Это Медсестра. С какой стати Медсестре заниматься цветами?

Даже если она будет крепко держаться за тонкую ниточку надежды, Эмма знает, это пустой номер.

– А она выжила? – спрашивает Уилл.

– Что? – Разочарование делает Эмму рассеянной, но она продолжает смотреть на экран. – Да, ее спасли.

Ладно, уже кое-что.

– Тебе по-прежнему кажется, что ты ее знаешь? – Уилл словно читает мысли жены. – Что? Неужели давно потерянная родственница? – Он смеется, но Эмме не до смеха. – Ты действительно в это веришь?

Она пропускает вопрос мимо ушей и читает краткую информацию с немногочисленными подробностями. Она успела заметить, что сведения о женском составе экипажа, как правило, более скудные, чем о мужском. Быть может, общество тогда не было настолько заинтересовано в женщинах из рабочего класса?

В очередной раз Эмма пристально вглядывается в лицо на экране. А может, воспоминание, которое она пытается поймать, связано не с этим исследованием, а с ее прошлым? Может, она видела это лицо в старом семейном альбоме? Она проверяет детали. Семья Медсестры родом из Ирландии. В семье Эммы нет ирландцев, насколько ей известно. Родители отца родом из Севильи, а вот родственники матери? Эмма вспоминает, что они из Кента, а если копнуть поглубже, то выходцы из Франции. Медсестра определенно не похожа на нее, Эмму. Ладная, миниатюрная, с темными глазами. Впрочем, если на то пошло, Эмма тоже не слишком похожа на родителей или бабушек и дедушек.

Она отрывает глаза от экрана, чтобы спросить Уилла, что ей делать дальше, но он исчез. Она смотрит на пустое кресло до тех пор, пока у нее не начинает болеть голова; ей кажется, будто тугая повязка, которая сжимает лоб, вот-вот раздавит череп.

Тогда она садится на место Уилла, трет ручки кресла, медленно и методично.

– Уилл, что мне нужно сделать?

– Эмс, понятия не имею.

Уилл больше не возвращается, но она чувствует, что он внутри ее сердца, он часть ее существа. Столько лет вместе – столько любви! А иначе и быть не может.

– Я сожалею, ты же знаешь, – говорит он.

– Знаю, – шепчет Эмма, но внутри ее что-то коробится, и она, понимает, что эта изломанная и скрученная штука – злость.

Эмма встает и быстрым шагом обходит стол. Она все кружит и кружит; и только после четырех полных кругов по кухне душа перестает корчиться в судорогах.

На пятом круге Эмма останавливается возле задней двери и открывает ее. Смотрит на темные заросли сада, вдыхая аромат старых роз и розовых гвоздик.

Сейчас 3:56 утра в конце июля, птицы начинают суетиться, и Эмма думает, что она, возможно, наконец-то сходит с ума.

Глава 20

Вайолет

Фасоль многоцветковая

Одна из первых вещей, которые она замечает, – это алые лепестки. В саду не посажены цветы, но на грядке с овощами шалаши из стручковой фасоли выглядят так, будто их раскрасили в красную крапинку. Вайолет надеется, это свидетельствует о том, что мальчиков хотя бы хорошо кормят. Овощами. Быть может, мясом. И рыбой по пятницам.

А им вообще хоть кто-то читает? Они слишком взрослые для сказок о бобовых стеблях, но, возможно, им понравятся истории о приключениях и дальних странах. Быть может, она найдет подходящую книгу, чтобы принести им на следующей неделе. Она могла бы им почитать. Монахини явно не относятся к числу тех женщин, которые лежат, свернувшись клубком, с книгой в руках. Интересно, а они, вообще-то, способны согнуться?

Когда мать получила работу стюардессы в судоходной компании, мальчиков отправили в приют. Она будет в море много недель, сказала им мать; достаточно и того, что старшей дочери придется самой присматривать за сестрой. Вопрос не подлежал обсуждению, Вайолет не оставили выбора. Тем не менее она несет бремя вины, словно действительно в чем-то виновата.

Никто другой не замечает вины, которую она несет; люди думают, она молодая мать, ведущая тихую жизнь вместе с дочерью. Вайолет уже двадцать, и она может сойти за женщину постарше, а сестре только шесть лет, поэтому тут легко ошибиться. Когда Вайолет чувствует на коленях приятную тяжесть малышки и пересчитывает ее пухлые пальчики, у нее невольно возникает вопрос: неужели собственное сердце совершает аналогичную ошибку?

Каждую неделю Вайолет навещает мальчиков в приюте и читает им письма от матери. Они никогда не знают, когда ждать следующего письма. Поэтому Вайолет иногда перечитывает одно письмо по два-три раза, делая акцент на разных вещах, чтобы братья поверили.

«У нее много дел, но чаевые хорошие».

«Она пишет, что вчера видела дельфинов, которые плыли за судном. Только представьте».

«До ее возвращения осталось всего три недели. – Вайолет пытается расшифровать дату, написанную наклонным почерком матери: то ли 10-е, то ли 20 августа 1907 года. – И она целых две недели пробудет дома».

Когда Вайолет читает, братья внимательно слушают, но иногда она видит, как они украдкой смотрят в окно. Ну и кого она хочет убедить?

Оказалось, что самое трудное – это приспособиться к тишине. Теперь она и сама не верит, что когда-то мечтала хотя бы один день спокойно пожить для себя. Мир по-прежнему наполнен звуками – криками на улице, хлопаньем дверей, пением или воплями (в зависимости от настроения) соседки с первого этажа, – но Вайолет кажется, будто ей в уши засунули луковицу, а голову обернули вязаным шарфом, как обычно делала мама, когда у дочери болело ухо. Без мальчиков в квартире слишком тихо, и даже половицы не дрожат, как обычно. Когда она навещает братьев, ее потрясает их неестественное спокойствие. Теперь это бледная копия тех мальчишек, которыми они когда-то были. Монахиням удалось сделать то, что не получилось у матери: мальчики стали тихими как мышки.

Изменилось и еще кое-что, однако она не может точно сказать, что именно. Отец нередко говорил о чувстве и ритме песни; он говорил, это сердцебиение песни, которое имеет не меньшее значение, чем сама мелодия. Вайолет хотелось бы снова услышать, как поют мальчики, убедиться, что их сердца по-прежнему бьются в том же ритме.

Даже сестра стала намного спокойнее. Присутствие сестры Вайолет воспринимает как само собой разумеющееся, сестра давно стала ее тенью, но теперь