Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая - Маркиз де Сад

«Поставленных целей вряд ли удастся достичь с устранением одной инквизиции, необходимо заняться всем духовенством в целом. Священников следует убрать из суда и советов, поскольку они думают лишь о том, как сделать из нас ханжей, постоянно мешают торговать, заниматься земледелием и военным делом. Но как лишить духовенство власти, ведь оно достигло ее благодаря нашим слабостям?»

«Да теми же средствами, которые Генрих Восьмой, освободивший свой народ от подобных уз, использовал в Англии. Поступайте как он. Некогда вы приговорили великого инквизитора Лиссабона к смертной казни за участие в заговоре против Британской династии. Неужели вы тогда боялись инквизиции, одно имя которой ныне заставляет вас трепетать от ужаса? Но почему бы не рискнуть повторить поступок, однажды уже совершенный? Разве заговорщики против государства не заслужили столь же ужасной кары, что и коварные враги государя?»

«Надеяться на подобные перемены, однако, не приходится. Крайне опасно возмущать народ в стремлении избавить его от погремушек религии, которые доставляли удовольствие людям в течение столетий. Народ слишком полюбил свои цепи и никогда не потерпит, чтобы их разбили. Скажу более, влияние англичан в нашей стране слишком сильное, так что никакие реформы попросту невозможны. Главное наше заблуждение заключалось в том, что мы покорились их игу… Нам его никогда не сбросить. Подобно малым детям, привыкшим ходить на помочах, мы тут же валимся на землю, когда нас от них освобождают. Нам, пожалуй, лучше будет оставить все как есть. В состоянии изнурения любая перемена приносит только вред».

Но здесь мы вынуждены были прервать нашу беседу: мимо нас десять или двенадцать дикарей вели двадцать негритянок; они направлялись во дворец.

«А-а! — сказал Сармиенто. — Эти женщины — дань из какой-то провинции. Давай-ка поскорее вернемся назад, правитель, скорее всего, пожелает, чтобы ты немедленно приступил к исполнению обязанностей».

«Но, по крайней мере, не оставляй меня, откуда мне знать, какие женщины больше всего нравятся твоему повелителю? Не ведая этого, вряд ли мне удастся сделать отбор, который он мне поручает».

«Прежде всего, ты никогда не увидишь их лиц, они скрываются под покрывалом. Пока продолжается испытание, как я тебе уже говорил, два вооруженных дубинами негра будут стоять рядом, что, вероятно, лишит тебя желания заглянуть под покрывало и вообще предохранит от соблазна. Однако потом ты свободно рассмотришь некоторых из отобранных женщин. Владыка не разрешает показывать лишь тех, кто особо придется ему по вкусу. Но в минуту их появления он еще не знает, кто ему понравится, поэтому лица прикрывают всем женщинам. Если же говорить о формах тела, то ты, не успев привыкнуть к прелестям негритянок, вряд ли сможешь выбрать достойных. Впрочем, цвет кожи не делает их формы менее привлекательными. Они должны быть правильными, гармоничными и четко очерченными. Любой изъян, вредящий изящности тела, совершенно не допускается… Пускай тело будет упругим и свежим; не забудь о девственности, ведь это одно из основных требований. Сладострастные округлости, кстати говоря, должны быть одушевлены возвышенной гармонией, благодаря которой греческая Венера считается образцом красоты: недаром ведь в ее честь просвещеннейший и чувствительнейший народ воздвигал храмы… Я, впрочем, буду стоять поблизости, чтобы оказать тебе первую помощь… Смотри же мне прямо в глаза и по моему взгляду принимай очередное решение».

Когда мы вошли во дворец, то узнали, что монарх уже справлялся о нас, ибо ему успели доложить о прибытии женщин. Как то предвидел Сармиенто, по приказу правителя мне было незамедлительно предложено приступить к исполнению своих обязанностей. По прибытии женщины освежились и передохнули несколько часов, а затем, в укромном уголке дворца, в компании Сармиенто и двух негров, державших свои дубины над моей головой, я приступил к моей достойной уважения службе. Малый возраст некоторых девушек приводил меня в смущение, ибо половина испытуемых была младше двенадцати лет. Как определить красоту форм, если они только начали развиваться? Следуя знакам, что мне подавал Сармиенто, я без особых проблем принимал этих детей во дворец, разумеется, если не находил у них каких-нибудь существенных недостатков. Вторая половина прибывших женщин отличалась более развитыми формами, так что здесь я ориентировался с уверенностью. Я выбраковал лишь тех, чьи талия и телосложение показались мне вульгарными, и даже удивился, как их вообще осмелились представить монарху. Сармиенто отвел к правителю первые отобранные мною образцы, а я с нетерпением ожидал его возвращения. Владыка сразу же отправил женщин в тайные покои, а посланцы были отпущены вместе с выбракованными мною негритянками.

Мне вскоре приказали вступить во владение жилищем вблизи хижины португальца.

«Пойдем туда, — сказал мой предшественник, — монарх, поглощенный изучением новых жен, сегодня вряд ли будет доступен».

«Но как понять, — обратился я к Сармиенто во время прогулки, — как понять тех, кто развратился настолько, что им нужно владеть семью или восемью сотнями женщин?»

«Подобные вещи кажутся мне совершенно естественными», — отвечал Сармиенто.

«О, растленный ты человек!»

«Напрасно ты обрушиваешься на меня с обвинениями. Разве не естественно стремиться к умножению удовольствий? Какой бы красивой ни была какая-нибудь женщина, как бы мы ее ни любили, но за две недели трудно не пресытиться ее прелестями. Ну, а то, что ты уже хорошо знаешь, сможет ли разжечь огонь желания? Распалить настоящую страсть, вне всякого сомнения, можно лишь тогда, когда возбуждающие нас объекты постоянно меняются. Там, где ты испытываешь одно ощущение, человек, стремящийся к перемене и умножению удовольствий, испытывает тысячу ощущений. Известно, что страсть возникает в силу возбуждения, когда атомы красоты сталкиваются с животными духами.[24] Колебания же последних зависят от силы и частоты столкновений. Не ясно ли тогда, что при увеличении числа столкновений возбуждение усиливается? Итак, разве станет кто-нибудь сомневаться, что, предстань перед нашим взором сразу десять женщин, в результате истечения атомов красоты и их столкновения с животными духами мы возбудимся несравненно сильнее, чем когда будем иметь дело только с одной женщиной?»

«Такой разврат аморален и груб, в нем нет ни нравственных принципов, ни деликатности, я вижу лишь отвратительное скотство».

«Но разве следует искать нравственные принципы в том удовольствии, которое достигается тем вернее, чем более правил мы нарушаем? Что касается деликатности, то ты должен отказаться от мысли о том, будто бы она умножает чувственные наслаждения. Да, она помогает любви, полезна всему, что связано с метафизическими ценностями, но в остальном не нужна совершенно. Неужели турки и вообще все народы Азии —