Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая - Маркиз де Сад
Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая читать книгу онлайн
Автор скандально известных эротических романов, узник, более четверти века проведший в застенках всех сменившихся на его веку режимах, председатель революционного трибунала, не подписавший ни одного смертного приговора, приговоренный к смерти за попытку отравления и к гильотине за модернизм, блистательный аристократ и нищий, едва не умерший в больнице для бедных, — все это разные ипостаси человека, нареченного в кругах богемы Божественным Маркизом. В наше время с романов де Сада смыто клеймо "запретности", изучением жизни и творчества писателя занимаются серьезные исследования, вокруг его имени продолжают бушевать страсти. Том 3. Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая.
Португальцы, — продолжал Сармиенто, — вот уже долгое время стремятся подчинить себе королевство Бутуа, с тем чтобы соединить принадлежащие им колонии. Тогда ничто не сможет помешать их торговле в землях от Мозамбика до Бенгелы. Однако дикари вовсе не желают подчиняться».
«Но почему бы тебе не взять на себя эти переговоры?» — спросил я португальца.
«Мне? Ты еще плохо меня знаешь. Разве ты не догадался, услышав о моих нравственных правилах, что я работаю исключительно ради собственного блага? Меня сослали на берега Африки, поскольку я поступал в своей стране подобно тебе: причиной моей ссылки было лихоимство на алмазных копях в Рио-де-Жанейро, где я служил управляющим. Как это часто делают в Европе, я предпочитал увеличивать собственное состояние, а не королевскую казну. Мне удалось сколотить несколько миллионов, которые я расточительно тратил, живя в роскоши и богатстве. Впрочем, меня разоблачили, ведь я воровал слишком робко; чуть-чуть больше смелости, и все бы обошлось прекрасно. Шею себе ломают, как правило, мелкие жулики, крупным же почти всегда сопутствует успех. Разумеется, я должен был действовать хитрее, делать вид, что искореняю злоупотребления, а не поражать окружающих роскошью. Надо было последовать примеру французских министров, которые продают свое движимое имущество и объявляют себя банкротами.[23] Я поступал по-другому и погиб. Я уже давно изучаю людей и пришел к выводу, что все их мудрые законы и возвышенные правила нравственности только открывают нам глаза на то, что счастье выпадает лишь на долю самого крупного преступника. Несчастье, напротив, настигает того, кто, мысля превратно, считает себя обязанным искупить малой толикой добра то зло, что ему пришлось совершить по воле судьбы.
Но как бы там ни было, останься я там, куда меня выслали, я бы не чувствовал себя счастливым. Здесь, по крайней мере, я пользуюсь некоторым уважением, играю какую-то важную роль. Да, я решил сделаться низким льстецом и интриганом, такова уж судьба проворовавшихся негодяев. Впрочем, я преуспел. Язык здешних племен дался мне легко, и, несмотря на мерзость местных нравов, я сумел к ним приспособиться. Я уже говорил тебе, мой дорогой, что настоящий мудрец приноравливается к обычаям страны, где ему приходится жить. Тебе суждено занять мое место, постарайся же думать точно так же, как и я. Ради твоего спокойствия я искренне этого желаю».
«Неужели ты полагаешь, будто я, подобно тебе, собираюсь здесь жить до конца своих дней?»
«Об этом лучше даже и не заикаться, ведь дикари не разрешат тебе их покинуть, поскольку ты про них уже слишком много знаешь. Они опасаются того, как бы ты не открыл португальцам их слабые места. Скорее тебя съедят, нежели разрешат уехать».
«Заверши же мое образование, друг, скажи, зачем твоим соотечественникам захватывать эти несчастные земли?»
«Разве ты не знаешь, что португальцы — общеевропейские маклеры? Мы поставляем негров всем торгующим нациям».
«Занятие, несомненно, презренное, ведь ваше благополучие и богатство строится на безжалостном порабощении собратьев».
«О Сенвиль! Как видно, ты никогда не станешь философом! Откуда ты взял, что все люди равны? Природа сотворила нас разными, кого — сильным, кого — слабым, что, очевидно, доказывает подчиненность одного вида людей другому, точно так же как животные с необходимостью подчиняются людям. В любом народе существуют презираемые всеми касты. Негры, очутившиеся в Европе, походят на илотов Лакедемона или на париев, живущих среди народов у берегов Ганга. Мой друг, цепь обязанностей, одинаково для всех подлежащих выполнению, это химера. Они устанавливаются только среди равных и никогда не связывают сильного и слабого. Различие в интересах непременно уничтожает равенство отношений. Как ты думаешь, что может быть общего между человеком могущественным и тем, кто не в состоянии осмелиться на решительный поступок? Вовсе не требуется знать, на чьей из этих двоих стороне справедливость, достаточно лишь быть убежденным в том, что виновным всегда оказывается самый слабый. Короче говоря, пока золото будет считаться государственным богатством, до тех пор будут требоваться рабочие руки, с помощью которых его добывают из глубин земли, куда этот металл запрятала природа. Установив данный факт, мы немедленно убеждаемся в необходимости рабства. Из сказанного, разумеется, не следует, будто белые обязательно должны были поработить негров, ведь и негры точно так же могут подчинить себе другие народы. Неизбежно только одно: какой-то народ попадет в рабство — естественно, это будет слабейший. Из-за своих нравов и климатических условий проживания слабейшими оказались именно негры. Сколько бы ты не возражал, но, в конце концов, порабощение Африки европейцами вызывает не большее удивление, чем убийство быка мясником ради твоего пропитания. Сильнейший всегда прав, знакомы ли тебе какие-либо иные убедительные доводы?»
«Конечно, и весьма мудрые. Природа сотворила людей братьями, мы обязаны помогать друг другу, и раз уж кто-то наделен меньшей силой, то лишь для того, чтобы его брат смог насладиться восторгом творить добро и помогать слабому. Вернемся, впрочем, к существу дела. Ты готов обречь на несчастья целый материк, чтобы снабжать золотом три оставшиеся части света. Но разве золото, если рассуждать с точки зрения истины, относится к подлинным богатствам государства? Примера ради достаточно взять твою родину. Скажи мне, Сармиенто, неужели Португалия стала богаче после того, как начали разрабатывать золотые копи? В качестве отправного пункта примем 1754 год. С открытия бразильских рудников в твое королевство было доставлено более двух миллиардов, и, тем не менее, в том году население не располагало и пятью миллионами экю. Англичанам же вы задолжали пятьдесят миллионов, следовательно, только одному из кредиторов вы должны в тридцать пять раз больше, чем имеете. Но если из-за вашего золота вы скатились до крайней бедности, к чему приносить огромные жертвы, алчно добывая этот металл из недр земли? Впрочем, может быть, я ошибаюсь и вы богатеете, но в таком случае почему вы попали в зависимость от англичан?»
«Мы попали в лапы англичанам из-за увеличения вашего королевства, а остаемся под их влиянием, возможно, по другим причинам. Вот одно из объяснений нашей зависимости от англичан. Едва лишь династия Бурбонов очутилась на испанском троне, как мы сразу же увидели во Франции опасного неприятеля, хотя ранее мы считали вас нашими защитниками. Тогда мы поняли, что англичане могут стать для нас тем, чем явились вы для испанцев. Англичане оказались деспотичными опекунами, злоупотребившими нашей
