Алина и Валькур, или Философский роман. Книга вторая - Маркиз де Сад

могли рассчитывать на теплый прием у жителей Толедо. Хозяйку звали донна Лауренсия; она доброжелательно приняла нас у себя. Справившись о здоровье своего приятеля Бригандоса, она поднялась вместе с нами наверх, чтобы показать предназначенную для нас комнату, где стояли две постели. Без лишних церемоний донна Лауренсия спросила, не желаем ли мы пригласить к себе мужчин. Климентина хотела ответить утвердительно, однако же она вынуждена была промолчать, потому что я настоятельно попросила хозяйку дома избавить нас в будущем от подобных предложений.

«Как вам угодно, — отвечала Лауренсия, — в моем доме вы можете чувствовать себя в полнейшей безопасности, как в гостях у коррехидора; я принимаю у себя людей порядочных, стареньких священников, с ними ведь ни неприятностей, ни шума. Вот, слышите... вполне законный скрип кроватей, и ничего больше. Все прекрасно, шесть комнат и столько же пансионерок. Потрудившись как следует, старички отправятся восвояси, их место займут другие, и никакого лишнего шума».

«О великий Боже, — шепнула я Климентине, — куда мы попали?»

«Успокойся, дорогая, — отвечала мне эта сумасбродка, заливаясь хохотом, — разве ты не слышала, что хозяйка предложила нам устраиваться поудобнее?»

«Верно, — подхватила дуэнья, — я не хочу вас стеснять. Полнейшая свобода: если девицы, о которых я только что говорила, принимают у себя гостей — значит, таковы были их желания; будьте уверены, в комнату к вам ломиться никто не станет. Но я бы посоветовала вам немного поразвлечься. Приближается ярмарка. Такие привлекательные девушки... у вас не будет недостатка в клиентах... Повторяю вам, дом мой — место безопасное. Знаете ли вы о том, что ко мне наведываются дочери почтеннейших горожан Толедо? Цыпочки под черными мантильями, они говорят родителям, что идут в церковь; но в церквах у нас холодно и сыро, поэтому я принимаю их у себя; священник находится тут же, так что церемония проходит великолепно; иногда на девочек накладывают суровую епитимью, зато они, по крайней мере, могут рассчитывать на отпущение грехов».

«Сударыня, — обратилась я к хозяйке гостиницы, — в этом ремесле мы пока делаем первые шаги; с нас хватит и заданий Бригандоса. Мы пойдем, туда, куда нам прикажут, но принимать у себя в комнате мужчин решительно отказываемся».

Потом мы попросили нас покормить. Лауренсия заявила, что, следуя обычаю, она берет на себя все заботы о женщинах, посылаемых ей Бригандосом, так что мы ни в чем не будем испытывать нужды. Лауренсия вышла из комнаты, и через какое-то время нам доставили все необходимое. Ни о чем, кроме отдыха, мечтать в этот день уже не приходилось.

Утром мы решили растворить окна и сразу же были поражены мрачным зрелищем приготовления к казни: сопровождаемый огромной толпой, какой-то несчастный уныло брел под нашими окнами... Во всех странах мира, и, быть может, более всего в Испании, люди любят наблюдать за приготовлением к казни.

«В чем провинился этот человек?» — спросила Климентина донну Лауренсию.

«Третьего дня убили девушку; не выдержав угрызений совести, злодей сам заявил о себе властям. Он один из знатнейших сеньоров Толедо; удивляюсь, почему вы ничего об этом не знаете, ведь убийство было совершено в полульё отсюда, как раз там, где вы проходили».

«О Небо! — вырвалось у меня. — Бьюсь об заклад, мы видели жертву... бедная девушка...»

«Да, он убил девушку; вы ее видели?»

«Да».

«Увы, увы... О! Эта история заставит вас трепетать от ужаса... Но что такое... Отойдите-ка от окна, малышки, внизу прохаживаются два монаха, и вы их явно смущаете: они хотят войти в дом тайком. А пока можете спокойно пообедать; когда подадут десерт, я к вам присоединюсь и расскажу вам подробности этой кровавой драмы».

Дуэнья вышла из комнаты; монахи проникли в дом. Не успели мы отобедать, как Лауренсия снова к нам возвратилась.

«Слушайте меня внимательно, — сказала она, — и вы узнаете, почему толедский дворянин, проходивший не так давно под вашими окнами, обрек себя на казнь. Да, он умер как святой».

Леонора спросила собравшихся в гостиной, не желают ли они послушать и эту историю. Когда все дали свое согласие, Леонора рассказала ее.

СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ, ИЛИ ЛЮБОВНЫЕ БЕЗУМИЯ

Испанская новелла[42]

Богатейший дворец в Толедо ранее принадлежал графу де Флора-Мелла, знатнейшему в обеих Испаниях сеньору, который мог похвастаться многими важными правами; но переменчивая фортуна, как вам известно, часто отворачивается от своих недавних любимцев; порой она возносит их на небывалую высоту только для того, чтобы с большим шумом обрушить их оттуда.

Женившись еще очень юным, граф через какие-то три года лишился своей супруги, от которой у него осталась дочь. Наш вдовец решил попытать счастья в браке вторично. Вскоре ему на собственном опыте пришлось убедиться в том, что повторные браки редко бывают удачными. Граф увлекся девицей из рода Брахадос, богатой красавицей, лишенной однако же каких бы то ни было нравственных принципов; отъявленная развратница, она только компрометировала мужа своим скандальным поведением.

В Толедо тогда пользовался известностью молодой герцог де Медина-Сидония, человек женатый и вместе с тем гроза ревнивых супругов, идол неверных жен. Графиня де Флора-Мелла, отличавшаяся верным вкусом и изрядным тщеславием, страстно желала присоединить модного любовника всех хорошеньких женщин к сонму своих поклонников; задумано — сделано: увидеться с ним и очаровать его было для нее делом одного дня. Сплетни о новой интрижке графини разносились по всему городу, так что муж ее не знал, куда деться от стыда.

Граф надеялся на рождение наследника, поэтому, несмотря на позорное поведение супруги, он предпочитал играть роль обманутого мужа и пока сдерживался. Презирая сплетни и пересуды, граф старался выглядеть счастливым семьянином. Наконец его желания исполнились: графиня разрешилась первенцем, доном Хуаном, который и стал несчастным героем этой кровавой истории. Тогда граф открыл свое подлинное лицо: пылая жаждой мести, он сослал молодую графиню в ее поместья в глубине Андалусии, так что ей более не пришлось видеть разгневанного супруга.

Дети от обоих браков между тем потихоньку подрастали; они воспитывались во дворце графа; его хозяин, надо полагать, радовался успехам детей и таким способом отвлекался от тягостных раздумий по поводу безвременной кончины первой жены и бесстыдного поведения второй. На образование своих любимцев граф, само собой разумеется, тратил огромные средства. Воспитатели прилагали немалые усилия, с тем чтобы их талантливые подопечные в совершенстве овладели полезными науками и изящными искусствами.

И вот дону Хуану исполняется двадцать лет, а его сестре — двадцать два года. Природа щедро одарила детей графа: дон Хуан — молодой человек приятной наружности, преисполненный гордого благородства; Леонтина — прекрасная, как солнце, свежая, словно распустившийся розовый