Книжный магазин в Мейфэре - Элиза Найт

– Я довезу вас домой, мисс, не сумлевайтесь. Подумаешь, какая-то маленькая бомбочка.

Я никогда не слышала, чтобы кто-то говорил «какая-то маленькая бомбочка». Вот что война сделала с человеком, который все дни проводит на улице… Бомбежки становятся нормой. Они меняют людей. Но я пока не закалилась, нет. И потому опасалась, что в любой момент начну кричать.

Таксист лихо, со свистом, объехал ополченцев из войск местной обороны, ринувшихся тушить пожар. Один из них крикнул, чтобы мы остановились, а когда таксист не послушался, ополченец – клянусь – выстрелил в нас. Наконец такси затормозило на Бломфилд-роуд. Я находилась в кошмарном состоянии, и потребовалась целая минута, чтобы я смогла осознать, что с улицы исчезли три дома. Вместо них зияли огромные дымящиеся ямы.

Дрожащей рукой я отворила дверцу такси и нетвердыми ногами ступила на тротуар. Мне казалось, что он раскален и я непременно обожгусь. Усталая и потрясенная, я поспешила по парадной лестнице к двери и, ворвавшись в дом, стала звать Питера и Глэдис.

Глэдис примчалась из кухни с Милли на руках.

– О, слава богу, вы целы, миссис Родд. Мистер Родд ушел обратно в свой полк, и я просто не знала, что буду делать, если вы не вернетесь.

Я расстроилась, что не успела попрощаться с Питером. Вдруг в тот момент, когда он сидел на крыльце нашего дома, я видела его в последний раз? Я заставила себя выдохнуть. В конце концов, меня чуть не вынесло взрывной волной из такси. Однако все мы живы. Я откинула волосы с лица – они, казалось, специально собрались там, предоставляя мне персональное убежище.

– Мы уезжаем, – сказала я Глэдис. – Здесь небезопасно. Соберите хорошее постельное белье и ваши вещи, а я соберу свои. И мы тоже отправимся к няне.

Хотя бог его знает, будет ли там спокойнее.

Несколько дней спустя бомбардировке подвергся Букингемский дворец. Резиденция слегка пострадала, но, к счастью, король, королева и вся королевская семья находились в безопасности.

Бомбы падали днем и ночью. Интересно, когда немцы успевали изготовить столько бомб? Гитлер приказал продолжить наступление и в октябре.

Но они не сломили нас. Каждое утро лондонцы выползали из-под обломков, чтобы начать все заново. Несмотря на то что неприятель стремился нас уничтожить, в городе не было и намека на уныние.

Даже когда бомбили собор Святого Павла. Церковь стоически выдержала бомбардировку. Снаружи все оставалось целым, но внутри была совсем другая картина. Снаряд проложил себе путь сквозь пол в подземную усыпальницу, оставив там дымящиеся руины. В точности как мой брак. Внешне как будто все в порядке, а внутри – разруха…

Об этом лучше всего свидетельствовало письмо, которое я получила от Питера. Его полк выступил из города, и он не знал, на какой срок и куда именно их направляют. В его записке не было ни слова утешения или любви. Вообще никаких эмоций. Положив перед собой это ужасное письмо, я взяла ручку и начала писать на первом попавшемся под руку листе – в своем ежедневнике. Все мысли, приходившие на ум, стекали с пера на бумагу. Я пыталась рассказать Нэнси из прошлого то, что знала теперь.

Физическая любовь – это приятный фундамент, на котором возводится брак. Однако отсутствие физической любви, да и любви вообще, не должно влиять на продолжительность брака. Брак – самое важное в жизни, и его стоит поддерживать любой ценой. Но вступать в брак следует, только когда есть полное сходство мировоззрений. У женщин, как и у мужчин, до брака должно быть множество любовных связей. Потому что самый критический момент в браке – это угасание физической любви, которое рано или поздно непременно произойдет; и лишь опытная женщина знает, как с этим справиться…

А знала ли я, как с этим справиться? Очень трудно честно ответить себе на этот вопрос. Мой брак действительно разрушен, но все же я в нем застряла и не могла вырваться.

Моей дорогой Айрис

Я понимаю, что дом, который тебе предоставили, ближе к Паддингтону. Но знай, что тебе всегда рады здесь, на Бломфилд-роуд, – и я, и Глэдис. И не стоит обращать внимание на Питера, ты никого не стеснишь. Дай мне знать, если передумаешь. Твое общество для меня – всегда большая радость.

С любовью,

Нэнси

До Рождества осталось два месяца, а конца этому ужасу не видно. Некогда счастливое время стало мрачным и даже смертельно опасным. Несколько наших друзей потеряли свои дома и сбежали за город либо вынужденно поселились вместе. Мы с Глэдис вернулись в Бломфилд, поскольку мой дом все еще стоял на месте.

Несмотря на свое относительное везение, я редко чувствовала себя хорошо. В ПВО я работала без выходных. Слишком много дел и слишком мало людей, чтобы их выполнять. Я едва могла есть, и, хотя буквально валилась с ног, сон лишь дразнил меня.

В зеркале над туалетным столиком я разглядывала морщины, темные круги под глазами, глубокие впадины на щеках… Волосы поседели и стали напоминать пепел – будто их подожгли у корней и теперь они медленно прогорали по всей длине. Я чувствовала себя старше своей матери. Я потерпела поражение. Какова цель этой жизни? Зачем продолжать жить?

Снизу донесся стук в дверь. Минуту спустя звучный голос Па заполнил мой дом. Что он здесь делает? Он никогда не приходил ко мне в гости. Забеспокоившись, я метнулась от туалетного столика, позабыв о морщинах, и бросилась вниз по лестнице.

– Мне нужна твоя помощь, Нэн.

В моем холле Па казался каким-то нескладным, он совершенно не вписывался в этот маленький дом. Он был слишком крупным, и его голова почти касалась притолоки, когда он проходил в дверь.

– Что произошло?

Сердце бешено колотилось. Что привело его сюда? Прийти ко мне, а не позвонить из своего уютного кабинета Па мог лишь по одной причине: чтобы сообщить плохие новости.

– Твое воображение рисует нечто ужасное, но ничего подобного. Правительство попросило нас предоставить Ратленд-Гейт под жилье для еврейских беженцев. Учитывая склонность герра Гитлера и Люфтваффе к нападениям на Паддингтон, я рассчитывал, что ты поможешь с этими бедолагами. Я вряд ли буду в этом полезен, а Ма и вовсе в ужасе от перспективы принимать подобных людей в своем доме. Впрочем, ты и сама можешь об этом догадаться.

Я никогда не пойму, каким образом моя мать, которая всегда казалась мне более дальновидной, чем отец, стала пламенной сторонницей Гитлера, тогда как Па питал к фюреру отвращение.

– Как думаешь, пункт первой помощи обойдется