Венская рапсодия - Дростен Юлия

Мысли Фанни занимало будущее, она думала о Будапеште и новом месте в семье Кальман, обещая себе на этот раз все сделать правильно.

— Я буду стараться, — заверила Фанни Йозефу. — У барышни Кальман не найдется причин жаловаться.

Наставница откашлялась.

— Мы будем писать друг другу письма, детка. И, может быть, однажды ты приедешь меня навестить.

Фанни закивала в ответ:

— Обязательно, госпожа Пфайфер!

Обе знали, что это маловероятно. У прислуги случалось не больше одного свободного дня в неделю. Камеристка все время должна была находиться подле госпожи и о долгом отпуске могла только мечтать.

Снова раздался пронзительный свист, и локомотив выпустил черное облачко.

— Внимание! Пассажиры, следующие в Будапешт! Отправление через пять минут! — прокричал проводник.

Фанни обняла Йозефу в последний раз и вошла в поезд. Она стояла в дверях и махала пожилой женщине, пока та не исчезла вдали.

Глава пятая

Высадившись через четыре часа с багажом на Западном вокзале Будапешта, Фанни обнаружила, что тут значительно теплее, чем в Вене. Влажная плитка на привокзальной площади говорила о том, что недавно прошел дождь. Но солнце уже вышло, и среди серых туч проглядывало чистое голубое небо.

Директриса Санкт-Йозефинума договорилась с главным дворецким семьи Кальман, что новую камеристку встретят с поезда. Фанни быстро нашла во втором ряду позади припаркованных экипажей небольшую двуколку, кучер которой держал табличку с надписью «Фанни Шиндлер».

Она села рядом с пожилым мужчиной, представившимся Андрашом Паппом, и тот направил лошадей по широкому бульвару. Фанни с любопытством смотрела по сторонам, разглядывая высокие торговые здания, элегантные отели и роскошные дворцы, напоминающие о Вене. Однако прочитать названия улиц или домов не удавалось: она не знала венгерского и впервые видела слова, буквы в которых стояли как попало, так что произнести их было невозможно.

Зато ей посчастливилось взглянуть на другой берег Дуная, когда двуколка проезжала один из перекрестков. За украшенным статуями львов мостом с массивными контрфорсами высился зеленый, поросший лесом холм с огромной крепостью.

— Как странно, — заметила Фанни. — Та сторона холмистая, а эта плоская.

— Тот берег Дуная называться Буда. Этот — Пешт. Мой город как две сестры, прекрасные, но очень разные, — с гордостью ответил Андраш на ломаном немецком.

Кальманы обитали в двухэтажном особняке кремового цвета, стоявшем напротив Национального музея на небольшой, засаженной деревьями площади.

Огромные окна в бельэтаже были украшены богатыми рельефами. Посреди выходящего на улицу фасада находился балкон с роскошной кованой решеткой, а под ним — открытые ворота с колоннами по обеим сторонам.

Андраш направил лошадь в мощенный брусчаткой внутренний двор и остановил двуколку в глубине перед простой дверью, которая, как догадалась Фанни, служила входом для прислуги. Парадные двери для господ она видела, когда двуколка въезжала в ворота.

В северном крыле находились каретный сарай, стойла и гараж, в котором стоял серый лакированный автомобиль с серебристой крылатой женской фигурой на капоте[10]. Молодой мужчина без верхней одежды, в одной рубашке, мыл губкой лобовое стекло. Увидев Фанни, он прервался и с любопытством оглядел ее.

— Моя сын Иштван. Он шофер, — объяснил Андраш, выгружая багаж девушки. — Слуга нести чемодан в комната. Я сейчас распрягать лошадей, а ты к госпожа Фишер, домоправительница, — он указала на простую дверь. — Первый комната со сторона двора.

Фанни зашла в длинный темный коридор со множеством дверей по обеим сторонам, заканчивающийся черной лестницей. Все двери, кроме последней, были закрыты. Оттуда доносились тихие голоса. Фанни, как велел ей Андраш, постучала в первую дверь.

Женский голос отозвался по-немецки:

— Да, войдите!

Фанни сделала глубокий вдох, вызвала в памяти все свои благие намерения, выдохнула и вошла.

Кабинет домоправительницы был обставлен просто: лишь тем, что требовалось для работы. Кроме полки на стене, комода, пары стульев и письменного стола мебели тут не было. Через небольшое окно падал свет.

Госпожа Фишер оказалась женщиной средних лет с гладко зачесанными, сколотыми на затылке волосами и в закрытом черном платье. С абсолютно прямой спиной она сидела за столом. К комоду прислонился пожилой мужчина в черном костюме дворецкого и белой рубашке. Оба посмотрели на гостью с выражением, которое не сказало Фанни ничего. Неуверенно она начала:

— Бог в помощь! Я новая камеристка Фанни Шиндлер.

— Вы барышня Шиндлер? — Женщина за столом в удивлении приподняла брови. — Я говорила вам, господин Венцель-, что найм прислуги по телефону до добра не доведет, — добавила она, обращаясь к дворецкому. — Местную мы могли бы хотя бы увидеть. Но мое мнение не в счет.

Дворецкий теребил цепочку от часов, свисавшую из кармана жилетки.

— Здесь было множество девушек из Будапешта, интересовавшихся местом. Вы сами знаете, чем дело кончилось. Так что у меня не было другого выбора. Первые выезды в свет вот-вот начнутся, а Роза не может весь сезон заниматься и госпожой, и барышней.

И домоправительница, и дворецкий говорили с отчетливым австрийским акцентом, но звук родной речи Фанни не обрадовал. Она приехала в Будапешт с самыми лучшими намерениями, но прием в доме Кальман никак нельзя было назвать многообещающим.

— Могу ли я поинтересоваться, что именно во мне вас не устраивает? — Фанни злилась, что дворецкий и домоправительница даже не поздоровались и говорили о ней так, будто ее тут вовсе не было.

Госпожа Фишер встала и вышла из-за письменного стола, звеня большой связкой ключей на поясе.

— Вы еще и дерзкая, — строго отметила она. — Хочу сказать сразу: такую фифу, как вы, мы для нашей барышни и представить себе не могли. В этом доме ценятся скромность и незаметность. Вы получили шанс только потому, что времени нет.

Фанни едва сдержалась. Она, правда, обещала Йозефе приложить все усилия, но разве это повод сносить оскорбления?

— Госпожа Фишер, прошу вас! Дайте барышне Шиндлер прийти в себя, — вмешался дворецкий. — Может быть, для начала вы покажете нам ваши рекомендации?

Фанни вскинула подбородок.

— С собой у меня их нет.

Могу себе представить почему, — язвительно заметила домоправительница. Не скажу, что мне это нравится, но придется взять вас на работу. Если барышня захочет, чтобы вы остались, вы будете выполнять все указания, поступающие от меня и от господина Венцеля. Это понятно?

— Так точно, — не менее язвительно ответила Фанни.

— Очень хорошо, — продолжила домоправительница в том же тоне. — Тогда я представлю вам остальную прислугу. После этого камеристка госпожи покажет вашу комнату и представит вас барышне Изабелле. Я ожидаю, что на глаза господам вы будете попадаться исключительно в таком виде, который полагается девушке вашего положения. Платья найдете в своей комнате.

С каменным лицом Фанни последовала за госпожой Фишер в людскую в конце коридора.

«Надеюсь, барышня окажется не такой противной, как эта Фишериха», — думала девушка.

Фанни боялась, что допустила большую ошибку, решив остаться. Чего ждать в доме, где ее приняли настолько недружелюбно? Тоска по Вене и Йозефе одолела ее, и только нежелание снова разочаровать воспитательницу удержало от того, чтобы вернуться домой следующим же поездом.

В людской за длинным деревянным столом, где не только ели, но и работали, сидели почти все, кто служил в этом доме. Было послеобеденное время, и снабженные номерами соответствующих комнат колокольчики, висящие рядом с дверью в два ряда, молчали. Хозяин особняка, как обычно, инспектировал свои магазины, а хозяйка еще не вернулась с чаепития у подруги. Дома была только барышня.

Обе горничные, утром убиравшие жилые комнаты господ, чистили серебряные приборы и тихо разговаривали между собой, камердинер натирал туфли хозяина, а один из слуг правил ножи на точильном ремне. Андраш тоже сидел у стола и чистил сбрую. Только одна темноволосая девушка подвинула стул прямо к окну, где было посветлее, и штопала шелковый дамский чулок.