В поисках Солнца - Ален Жербо

Это базальтовая скала высотой более двухсот футов, правильной геометрической формы, с абсолютно вертикальными сторонами. Вершина, почти плоская, покрыта травой, зелень которой резко контрастирует с голым камнем. Здесь летали и кричали мириады морских птиц всех видов.

Вершины гор защищали бухту от сильного пассатного ветра, который до меня доходил только в виде порывов и вскоре полностью утихал. Я готовил еду, когда вдруг заметил, что остров быстро удаляется от меня! Течение со скоростью четыре узла несло меня на запад. Из своих морских книг я знал, что в этих островах иногда парусные корабли, уже видимые из порта, попадали в мощное течение Гумбольдта и только через пятнадцать дней и более могли достичь места стоянки. Должен ли я был подвергнуться такой же судьбе?

К счастью, штиль длился всего час, и вскоре я смог снова продолжить свое плавание. Теперь я увидел скалу Далримпл, которая обозначает вход в единственную гавань на острове. Это любопытная желтоватая скала, названная в честь известного британского натуралиста, но, как и среди наших рыбаков и моряков на родине, местное название, данное жителями, гораздо более вульгарное и реалистичное. Вскоре я увидел мыс Лидо, а затем передо мной открылась маленькая гавань Пуэрто-Чико с пляжем из сверкающего белого коралла, несколькими хижинами, маяком и небольшим деревянным причалом.

Перед тем как бросить якорь, мне пришлось проявить все свое мастерство и искусство профессионального мореплавателя. По картам я знал, что вход в гавань представляет собой узкий и извилистый канал шириной около 160 ярдов, и что на его поверхности нет ни одного маяка или буя, которые могли бы обозначить его капризные изгибы. По правому борту море разбивалось с грохотом о риф Скьявони, а мачты разбитого австралийского парохода «Карава», который потерпел крушение здесь четыре года назад, торчали из воды. По левому борту мыс Лидо был скрыт брызгами. Я вошел в пролив и начал бороться с приливом и сильным встречным ветром. Мне приходилось быть осторожным, потому что под поверхностью воды меня поджидали коварные коралловые шипы. Нелегко лавировать в одиночку под тремя стакселями и с четырьмя шкотами, за которыми нужно следить. В этом узком проливе я не мог держать один и тот же галс дольше тридцати секунд, и за эти полминуты мне приходилось определять направление и бежать на нос, чтобы смотреть вперед своей лодки. Различные цвета воды много раз предупреждали меня о рифе, и не было времени терять время с рулем, чтобы избежать опасности. Более тридцати раз лавируя, ни разу не промахнувшись, что было бы фатально при неблагоприятном течении, я наконец достиг внутренней гавани.

Убедившись о характере и глубине дна с помощью лота, я в конце концов бросил якорь на шести саженях на песчаном дне, примерно в двухстах ярдах к северу от пристани. Была суббота, 18 июля, 4 часа дня.

Сворачивая паруса, я заметил, что маяк представлял собой не что иное, как фонарь на вершине большого столба, окруженный двумя соломенными хижинами. Подальше, рядом с единственным деревянным домом, были подняты флаги дружественной республики Эквадор. Я ответил на приветствие и как раз заканчивал приводить все в порядок, когда заметил трех человек, махающих мне с конца пристани. Поняв, что меня ждут на берегу, я развернул и спустил на воду свою складную лодку Berthon. Меня встретили множеством вопросов на испанском языке, который я немного понимаю, хотя и не говорю на нем. Я понял, что один из мужчин был капитаном порта и губернатором архипелага, поэтому я показал ему свои документы. Узнав, что я француз, он отказался от дальнейшей проверки и пригласил меня на ужин. В этот момент подошел маленький старик и спросил меня на плохом английском, был ли я единственным человеком на борту. На мой утвердительный ответ он ответил сомнительным покачиванием головы и сказал: «Вас было двое, и вы утопили другого!» Затем он рассказал мне, что приехал на архипелаг более пятидесяти лет назад, что занимался всем понемногу, был то моряком, то плотником, то торговцем, то даже шкипером шхуны, а в настоящее время отвечал за маяк. Он женился на женщине из Эквадора, забыл свой родной английский и так и не выучил испанский. Моя лодка, сказал он мне, выглядела как английское судно, и когда я сказал, что он прав, он с гордостью перевел мой ответ другим, хотя это не произвело на них ни малейшего впечатления. Он рассказал мне, что родился в Лондоне в 1848 году, спросил, знаю ли я Тауэр-Хилл и, казалось, был очень рад, когда я сказал, что часто бывал в его родном городе.

Мы пошли в дом губернатора, где при свете фонарей и в окружении особенно прожорливых комаров я не менее прожорливо съел несколько говяжьих стейков и множество жареных бананов. Старый англичанин выступал в роли переводчика, и мне пришлось отвечать на бесконечные вопросы о моем путешествии. Мне сказали, что если я хочу преодолеть расстояние в пять миль до «пуэбло», владелец острова, сеньор Дон Мануэль Кобос, с удовольствием пришлет мне лошадь и примет меня в качестве почетного гостя в своей усадьбе Прогресо.

На следующий день, в назначенный час, я увидел пеона, держащего лошадь за уздечку, и вышел на берег. Моряки, как известно, любят заменять качающуюся палубу своего корабля на столь же неустойчивое сиденье на лошади. Во время своего путешествия я поддался своей мании и нашел удовольствие в том, чтобы выбрасывать вещи за борт. Я оставил после себя рубашки, одежду и обувь, выжженные влажным тропическим жаром, так что у меня осталось только несколько матросских одежд из белой парусины. С босыми ногами, широкими брюками и матросской рубашкой я, безусловно, выглядел живописной фигурой всадника, когда отправился в пятимильный путь к поместью Прогресо. Тропа пролегала по глыбам лавы, которые катились под копытами моей лошади, и через кусты с желтыми цветами, которые составляли единственную растительность.

Тропа продолжала подниматься, пока, преодолев три крутых холма, ландшафт полностью не изменился, и я внезапно оказался посреди пышной растительности, среди которой я узнал деревья, на которых росли лимоны и апельсины, бананы, ананасы и дикие гуавы. Над всем этим парило огромное количество птиц с золотистым оперением. Я миновал отряд эквадорских солдат, а затем двух мальчиков, несущих птиц, которых они сбили камнями. К моему большому удивлению, я обнаружил, что птицы, не боящиеся людей,