По дороге в Карфаген - Олег Викторович Таран

– Простить?! Они отрубили всем выжившим мужчинам моего рода правую руку, чтобы мы не могли держать оружие! – Аштзаф протянул царю обрубок своей руки. – Это, по-твоему, прощение?!

– Вообще-то они собирались отрубить вам еще и головы, – напомнил правителю царь. – Ты и с одной рукой успел после этого наделать четверых детей и стать правителем Челепты, разве нет? И после этого жалуешься? А сколько мужчин-челептов расплатились жизнями за вашу глупость?..

В толпе послышались всхлипы женщин, вспоминавших те страшные времена. Сконфуженный Аштзаф умолк.

– Из-за вас, челепты, мы тогда потеряли очень много людей, да и вообще едва не лишились царства и своей земли. Я вынужден теперь отдавать в заложники Карфагену моих детей, мы платим пунийцам большую дань и бесплатно поставляем в их армию воинов. Вся Массилия до сих пор расплачивается за вашу жадность, челепты! И ты, Аштзаф, еще смеешь предъявлять мне претензии?! Я велел вам больше не разбойничать, и ты в прошлом году клялся, что ни один челептинец не пойдет против моей воли. Ты обманул меня и теперь при всех стараешься оправдать свой обман? Ответь мне, правитель: чего заслуживают подданные, которые обманывают, предают и нападают на своего царя?..

– И все равно ты не должен был всех поголовно казнить, – тихо пробурчал упрямый старик.

– Кого это я казнил? – искренне удивился Гайя.

– Те из наших ребят, кто спасся, сказали, что всех остальных, попавших в плен, твои люди по твоему приказу стали убивать.

– Те из «ваших ребят, кто спасся», бежали с поля боя так шустро, что не видели того, что произошло в конце битвы, – раздраженно проговорил царь.

Наступила звенящая тишина. Гайя сделал жест рукой, и сигнальщик царской сотни затрубил в боевой рог.

Вскоре на площадь привезли павших челептинцев, привели раненых и невредимых пленных, поставив их на колени. Увидев своих детей живыми, матери стали сбрасывать траурные накидки и хотели броситься к парням, но воины армейских частей, оцепившие площадь, их не пустили.

– Ваши дети напали на своего царя! – возвестил Гайя. – И без наказания они не останутся…

К стоящим на коленях пленникам подошли воины царской сотни с кинжалами в руках. Испуганные возгласы заполнили площадь Челепты. Помимо ужаса это были крики отчаяния. Дело в том, что провинившихся массилов обычно казнили мечами, что считалось достойной смертью для воина. Умерев таким образом, казненный мог рассчитывать на лучшее положение в загробном мире. А вот умерщвление кинжалом воспринималось в народе как позорная казнь, поскольку это оружие считалось больше подходящим для бытовых нужд. То есть такая смерть считалась унижением для самого казнимого и была страшным позором для его семьи.

У некоторых из коленопреклоненных парней на глазах выступили слезы. Как же они жалели, что не умерли славной и быстрой смертью в бою! Казнь же кинжалом предполагала постепенное и медленное перерезание горла, чтобы казнимый успевал помучиться. Такое страшное наказание полагалось преступникам, разбойникам и мятежникам.

Массинисса встретился глазами с одним из несчастных, самым юным, возможно его ровесником. Царевич увидел такое отчаяние и страх в его взгляде, что ему самому стало страшно. Он потрогал свое горло и представил, что в него неторопливо и неотвратимо врезается холодная острая сталь кинжала. Брр!

«Нужно это остановить! Но как?!» – лихорадочно соображал Массинисса. Нужно было придумать что-то необычное и убедительное…

Решение вскоре пришло на ум. Оно было довольно необычное и рискованное, но стоило попробовать, чтобы потом не жалеть о несделанном.

Царевич быстро спрыгнул с коня, подошел к пленным и, встав на колени в один ряд с ними, обратился к отцу:

– Царь! Подари мне их жизни!

На площади наступила звенящая тишина. Гайя недоуменно смотрел на сына. Видеть его таким же коленопреклоненным, как и пленники, было, с одной стороны, неприятно. С другой стороны, рассерженный царь вспомнил, что пленники – такие же дети для тех, кто сейчас находился на площади. К тому же Массинисса явно неспроста пошел на такое унижение: нумидийцу добровольно вставать на колени можно было, только поклоняясь богам в храме, показывая уважение к родителям и, в исключительных случаях, в знак просьбы о большой милости.

– Зачем тебе эти предатели, царевич? – спросил царь.

– Нам с тобой, царь, предстоит долгая разлука, и мы оба грустим об этом. Это больно, печально, но неизбежно. Представь, что ты сейчас разлучишь этих парней с родителями навсегда, хотя этого можно избежать…

Царь сделал упреждающий жест рукой, и воины с кинжалами замерли.

Обрадованный Массинисса осмелел и решил завершить начатое уместной шуткой:

– К тому же, царь, если ты сейчас казнишь всех молодых мужчин Челепты, то кем же я здесь буду править, когда придет мой черед?..

Сначала Бодешмун, а за ним и другие воины железной сотни одобряюще заулыбались: Массинисса нашел нужные слова, чтобы затронуть сердце царя. Гайя это тоже осознал. А еще он быстро сообразил, что его сын сейчас может стать настоящим героем-спасителем в глазах всех жителей Челепты. И кто знает, может, когда-нибудь в будущем это ему пригодится?..

Выдержав долгую паузу, чтобы каждый пленник прочувствовал холод лезвия кинжала у своего горла, царь сделал рукой жест, отменяющий казнь, и услышал шумный вздох облегчения, вырвавшийся у матерей города.

Массинисса поднялся на ноги.

– Но запомните, молодые челепты! – обратился царь к пленникам. – Ваши жизни теперь в руках моего сына! Клянитесь отдать их за него!

Все пленники посмотрели на царевича, встали перед ним на одно колено и поднесли руку к сердцу.

– Вы поклялись в этом перед небесами, своим царем, своими родителями и народом Массилии! Не забудьте эту клятву! – торжественно проговорил Гайя. – А теперь идите к своим матерям!

Пленные недоверчиво косились на своих конвоиров, которые теми же кинжалами, которыми только что чуть не казнили их, разрезали веревки на их руках и отошли в сторону. Первым встал на ноги тот самый юноша, что встретился с Массиниссой взглядом. Он вновь посмотрел на него, только сейчас в его взоре было столько радости и благодарности, что царевич смутился и лишь кивнул ему в ответ. Парень бросился к толпе и попал в объятия матери и однорукого отца.

Увидев это, вначале медленно, затем все быстрее и остальные пленники стали подниматься, после чего побежали к толпе горожан. Вскоре они буквально растворились среди ликующих мужчин и женщин.

Гайя сделал еще один жест. На площадь тут же привезли товары, закупленные на средства от проданных в Капсе грузов каравана из