Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген
В кухне смех.
VIII
Входит В а л е н т а.
Ф р а й т (представляет). Валента, Йоганик. Вот, привел уже. Теперь у тебя земляк — и у меня тоже.
В а л е н т а. На философский?
Й о г а н и к. Да.
В а л е н т а. Кафедра?
Й о г а н и к. История.
В а л е н т а. Набито. Несмотря на экзамены, их там столько, что хоть на льду сохраняй.
Ф р а й т. Так везде полно. Прямо хоть вообще никому больше не учиться.
В а л е н т а. Да уж, лучше бы посылали молодежь обучаться сапожному делу — или мясницкому. От такого навала интеллигенции нация богаче не станет.
Ф р а й т (весело). Что же ты-то туда лезешь?
В а л е н т а. А ты?
Ф р а й т. Да я и не лезу. Пани Линцова! (Уходит на кухню.)
Й о г а н и к. Что, в самом деле так плохо?
В а л е н т а. Каждый год. (Незаметно, но внимательно разглядывает Йоганика.) Фрайт говорил — вы не хотели в университет? (Видно, что он уже успел оценить новичка.)
Й о г а н и к. Я думал стать учителем.
В а л е н т а. Для этого вам нужен диплом?
Й о г а н и к. Это бы еще ничего…
В а л е н т а. Учителей уже тоже два миллиона шестьсот тысяч.
Ф р а й т (возвращается). Просвещаешь?
В а л е н т а. Да вот говорю — интеллигенции уже хоть пруд пруди.
Ф р а й т (поправляет его). Интеллигентного пролетариата — вот в чем дело. Учителя растут как грибы после дождя, скоро придется строить гимназии в каждой деревне, а инженеров, говорят, уже столько, что начинаем их экспортировать. Причина — все хотят выбиться в господа. А поскольку у наших папаш, как правило, не было ни гроша, то все и кинулись на юридический да на философский факультеты… (Йоганику.) А может, вам лучше на медицинский?
В а л е н т а (смеется). Не читал послание Общества чешских медиков? Переполнено!
Ф р а й т (жест в сторону Йоганика). А ему бы там самое место! Любит возиться с разными пилами, сверлами, дрелями… (Йоганику.) Через пять лет, глядишь, сумели бы разобрать на части хоть эрцгерцога!
В а л е н т а. В медицинском платить надо.
Ф р а й т. Бывало, что и бедняки оканчивали медицинский. На свете все возможно.
В а л е н т а. Возможно ли, нет ли, а я бы без денег туда не совался.
Ф р а й т. Это я знаю. (Йоганику.) Ужинать не пойдете?
Й о г а н и к. У меня с собой есть немного…
Ф р а й т. Уж верно, совсем немного! (Весело в сторону двери, за которой послышались голоса.) Йожко! Наконец-то!
IX
К р х н я к (входит, жмет руку Фрайту). Дай бог тебе здоровья! (Валенте.) Привет! (Йоганику.) Стало быть, прибыли? (Подает ему руку.) Крхняк.
Й о г а н и к. Йоганик.
К р х н я к. Имя как у нас, а вы не с нашей стороны!
Й о г а н и к. Как это?
К р х н я к. Это у нас в Моравии так сокращают. Здесь-то кто скажет: «Йоганик»? Здесь имя Ян сократят так: Яноушек или еще — Ханзлик.
Х о з я й к а (появившись на пороге, со смехом вталкивает в комнату Юзла). А я говорю, в кухне болтать разрешается только приличным людям! Уж про вас-то этого не скажешь! (Смеясь, закрывает дверь.)
Ю з л. Что-о?! Это я-то неприличный? Да вы спросите в нашем городе! Вот черт, даже в кухне посидеть не дают! (Гляди на Йоганика, громко.) Юзл!
Рукопожатие.
Ф р а й т. Не везет вам, Юзл!
Ю з л. Представляете, какой номер! Проклятая баба — никак не размякнет. И уж теперь тем более, когда такая принцесса объявилась — будет стеречь, как дракон. Ей-богу!
К р х н я к. Все тот же старый сумасброд!
Ю з л. А что ты — уже не ходишь голодный, как в прошлом году?
К р х н я к (весело). В три раза голоднее! Подойди только — одни штаны от тебя и останутся!
Ю з л. От меня и так когда-нибудь останутся одни штаны. Порой, как вешаю их на гвоздь — вроде сам себя вешаю. (Фрайту.) Ужасно, понимаешь, худею. Еще в прошлом году весил пятьдесят девять, нынче уже пятьдесят три, а какой был аппетитный мальчик! Все девчонки на меня заглядывались.
Ф р а й т. Теперь ты сам на них заглядываешься, оттого и худеешь.
К р х н я к. Он у них детали изучает — мастером будет.
Ф р а й т. Только — в чем?
Ю з л. У всякого в жизни своя метода.
К р х н я к. Ну, твоя-то метода всем известна!
Ю з л. А что? Неужели же мне корчить из себя неведомо кого, как наши дураки? Один длинные волосья носит, другой — тросточку рококо до самого носа, а я только раз попробовал ходить без рубашки, но когда одна беззубая плюнула при виде меня — я и бросил. Нет, не желаю никакой экстравагантности. (Голосом, как на фонографе.) «И теперь этот дурень воображает, будто все святые — ему родные дяди, и глупеет в один миг!» Бархатная куртка! Да я бы в прошлом году за нее душу отдал! Такая, понимаешь, коричневая, с черными пуговками, и к ней широкополая шляпа — вот был бы номер! (Ходит по комнате, передразнивает.) Мое почтение! Ваш слуга!.. Глядишь, поймал бы на это на все какую-нибудь юную вдовицу лет сорока и мог бы послать искусство к дьяволу. Тем более что оно гроша ломаного не стоит! Старик на нас воду возит, а ты догоняй Европу! Вчера я намалевал зеленую корову с башню величиной — да пропади оно все пропадом!
Ф р а й т (весело). В жизни из тебя ничего путного не выйдет!
Ю з л. Ого!
В а л е н т а. Кончится тем, что намалюешь для нашей ратуши Жижку перед походной палаткой{2}, и точка.
Ю з л. Лучше я изображу на ратуше мэра города с его первым советником: дурачиться — так уж вовсю!
В а л е н т а. Не забудь только подписать, кто где, чтоб всем понятно было!
Ю з л. Твоего папашу сразу узнают. Я его с городской кассой в руках нарисую.
В а л е н т а. Очень остроумно! (Ходит по комнате.)
Ю з л. Люди-то поймут! (Вслед Валенте.) Я тебе над моим искусством издеваться не позволю! Я-то по крайней мере потому живописи учусь, что сам так решил, а ты бредешь, не зная куда!
В а л е н т а (высокомерно). Ну что ж, ты своего добьешься, а я — нет! (Уходит.)
X
К р х н я к. Получил?
Ю з л. Поганый парень.
К р х н я к. А что там было, с городской кассой?..
Ю з л. Да в газетах его папашу чихвостили, а он даже жалобы не подал.
К р х н я к. Ну, такова давняя традиция. У нас в деревне тоже — как пастбище делить, так только среди своих! (Йоганику.) Что же вы все сидите, слова не скажете?
Ю з л (кивает на Фрайта). А у них там заведение для глухонемых, вот ведь и Фрайт не сразу до тебя опустился…
Ф р а й т (весело). Еще бы, мы ведь с гор!
Ю з л. Ну да, у вас там Гималаи. Самая высокая кочка в округе — семьсот пять метров. Население вследствие этого суровое, характера твердого…
Ф р а й т (тем же ироническим тоном). Одни чудаки!
Ю з л. Пан староста стишки пописывает…
Ф р а й т (так же). …священник в социализм ударился…
Ю з л. …кухарка —
Откройте для себя мир чтения на siteknig.com - месте, где каждая книга оживает прямо в браузере. Здесь вас уже ждёт произведение Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген, относящееся к жанру Драматургия. Никаких регистраций, никаких преград - только вы и история, доступная в полном формате. Наш литературный портал создан для тех, кто любит комфорт: хотите читать с телефона - пожалуйста; предпочитаете ноутбук - идеально! Все книги открываются моментально и представлены полностью, без сокращений и скрытых страниц. Каталог жанров поможет вам быстро найти что-то по настроению: увлекательный роман, динамичное фэнтези, глубокую классику или лёгкое чтение перед сном. Мы ежедневно расширяем библиотеку, добавляя новые произведения, чтобы вам всегда было что открыть "на потом". Сегодня на siteknig.com доступно более 200000 книг - и каждая готова стать вашей новой любимой. Просто выбирайте, открывайте и наслаждайтесь чтением там, где вам удобно.
