Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген

КРАТКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ

П а н и  Л и н ц о в а — хозяйка дома, женщина лет пятидесяти, строгая, но болтливая.

Т о н и ч к а  — спокойная девушка лет восемнадцати, боится тетки. Отнюдь не кокетка. На студентов, когда ей приходится с ними разговаривать, смотрит без робости.

В а л е н т а — тип предприимчивого студента. По воскресеньям носит цилиндр и перчатки. Красивый юноша.

Ф р а й т — сангвиник. Большой нос. Очки.

Ю з л — подвижный, как ртуть, человечек. Хватает все, что попадается под руку, вечно чему-нибудь смеется, много разговаривает. Ходит в коротком пиджачке. Хоть и художник — не носит ни длинных волос, ни экстравагантных галстуков.

Б а́ р а н  — лохматая голова, отличные белые зубы, самоуверенный, веселый человек лет двадцати восьми — тридцати.

С л а в и к — ему уже лет тридцать пять.

Й о г а н и к — парень двадцати одного года, неинтересное лицо — размазня.

К р х н я к — пожалуй, еще флегматичнее Йоганика, хотя он родом словак, которые, по слухам, обладают бешеным темпераментом.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Все четыре действия разыгрываются в просторной комнате квартиры пани Линцовой. Квартира эта расположена в двухэтажном флигеле бывшего заезжего двора; соответственно выглядит и комната, которую пани Линцова сдает студентам: это старое помещение со скрипучими половицами и тараканами за печкой. Особенность комнаты — большая, широкая ниша в левом углу. Быть может, в свое время она вела на галерею, окружавшую дом со стороны двора, но галерею снесли, ниша лишилась своего назначения. В общем, этакая унылая берлога, располагающая студентов к тому, чтобы сидеть — или, напротив, не сидеть дома. Дверь в комнату одна — впереди справа. Приятели, собирающиеся у студентов, должны сперва пройти через кухню пани Линцовой, затем через маленький коридорчик, и только тогда они попадают в комнату. (Поэтому у входящих обычно на лице улыбки, если они успели переброситься с кем-то шутками в кухне; но порой гости — сама серьезность; значит, за дверью им пришлось поздороваться с самой хозяйкой.)

В комнате у правой стены две кровати, около ближней к двери — чемодан, около дальней — умывальник. По левой стене до самой ниши разместились комод, кушетка, печка; перед кушеткой — большой стол с тремя стульями. В задней стене окно справа и половина окна слева (вторую половину из зала не видно, она уже в нише). Видна спинка третьей кровати, стоящей в нише; кроме того, там шифоньер и небольшой столик с книгами. На стене справа висит изображение св. Иосифа, на левой — портрет Палацкого{1}.

На правом подоконнике несколько горшков с цветами.

Кровати застелены кое-как, на перинах красные наволочки, красные покрывала, да и те вечно смяты: гости предпочитают рассаживаться на кроватях, на них удобнее сидеть.

КРАТКИЙ ПРОЛОГ

Когда занавес поднимается, на сцене никого нет. Потом из левого угла неторопливо выкатывается большой серый клубок, подкатывается к столу и, забравшись под него, распрямляется. Показываются спина, две руки, тонкие, как палочки, и растрепанная голова. Загадочное существо медленно оборачивается, рассматривает публику.

Д о м о в о й (фыркнул от удивления, съежился, кошачьей поступью приблизился к рампе, обежал суфлерскую будку, метнулся к кровати, остановился и, с плутоватой улыбкой, временами выражающей ехидство). Ух, как много вас собралось! Что же вы хотите увидеть? Ах, сколько вас — и все такие нарядные, отутюженные, чистенькие! Голов-то, голов-то! Сколько голов, столько умов. Стало быть, хотите посмотреть на студенческое житье-бытье. Я-то наблюдаю его уже десять лет, и, уверяю вас, ничего в нем интересного нет: все разговоры, разговоры, споры да ссоры — чего уж тут занимательного. Поверьте мне, здесь никогда ничего не происходит, так что какой уж тут спектакль! Какому автору пришла в голову дикая мысль, будто вам это будет интересно? Ну, мне-то забавно, а вам? Слова, слова, слова — где же герои-то? (Свистнул.) Нет, право, удивляюсь я автору. Не показывать же вам студенческие заботы — за все десять лет этих забот только и было, что деньги, книги, девчонки, зубрежка, трактир да еще немножко анархизм. (Фыркает.) Ах, я ведь тоже отчасти анархист! Бабушка моя, кикимора запечная, та была реалисткой, так что я в этом разбираюсь. А заботы — что вам до них? Или автор вздумал позабавить вас студенческими песенками? Ого! (Вскакивает на стол, с комическим выражением.) На песенки я мастак! (Соскакивает, взахлеб декламирует.)

Два диких мака рдели в волосах,

играла гибкость кошки в смуглом теле,

она фосфоресцировала вся,

глаза и жесты искрились, горели.

Ушла навек… Но в памяти моей

на миг ее струна озвучит страстно

проклятья, скорбь и ярость наших дней…

Над тронами наш флаг трепещет красный — ура, ура![47]

Ура! (Пляшет.) О, я студентов люблю! Только б они не болели… А то в последнее время некоторые заразились «мировоззрением», посылал я кошку в аптеку, а там сказали — от этого лекарства нету…

Скрипнула дверь.

Черт возьми, мне, право, самому интересно, что вам тут покажут. Сколько же вас пришло! И такие все нарядные, отутюженные, чистенькие! (Раскинув руки, подбегает к углу, весело.) Эй вы, мыши с тараканами, марш по углам — нынче тут играют человеческую комедию! Сидите тихо, тихо, тихо!.. (Свистнул, свернулся в клубок, исчез в задней стене.)

Пауза.

I

За дверью что-то упало. Возглас хозяйки: «У, косолапая, руки дырявые!»

В комнату вбегает  х о з я й к а, за ней — Т о н и ч к а. Быстро оглядевшись, принимаются за уборку: стелют и пододвигают кровать, стоящую справа, дальше от зрителей.

Х о з я й к а. Да слушай, что говорят: на меня! Еще немного! Теперь к стене! Приподыми! Наклонись же! На меня! Перины!

Т о н и ч к а  убегает в кухню и моментально возвращается с перинами.

(Стелет.) Щетку! Подмети! Ой, мамочки, тут тесемка оборвалась — не видишь ничего! Щетку!

Т о н и ч к а  убегает за щеткой, тотчас возвращается.

Можешь не так основательно. Побрызгай немножко, и хватит. Все равно затопчут. Со всей Праги сюда таскаются. Тем более теперь, когда тут трое поселятся! Да не пыли так, возьми ведро воды!

Т о н и ч к а  убегает, прибегает.

По утрам подметешь, после обеда уберешь как следует, белье проверь. Пан Валента, тот и сам о себе позаботится, у него все вещи как новенькие. Зато пан Фрайт! А третий постоялец, гляди, вроде него будет. Валента — тот еще ничего… А Фрайт — и в прошлом году задолжал, ну, не беда, этот всегда достанет… (Оглядывает комнату.) Ничего, места всем хватит. Лампу! Керосина хватит?

Т о н и ч к а (приносит лампу; поболтав ее). Хватит. (Ставит лампу на стол.)

II

В а л е н т а (сигарета в зубах, шляпа на голове). Готово? Ну-ка, ну-ка! Ничего получается! Да, я говорил с дворничихой. Ключ еще не сделали.

Х о з я й к а. Первая ваша забота — ключ!

В а л е н т а. А что ж, прикажете все время дома торчать? Человек — животное общественное!

Х о з я й к а.