Високосный год - Манук Яхшибекович Мнацаканян

кабинета, выпишешь через общий отдел. — Главный подчеркнул слова «товарищ Бадалян», и это вызвало у секретарши легкую улыбку.

— Мне можно идти? — спросила она.

— Нет. С нынешнего дня кроме меня будешь подчиняться еще и товарищу Бадаляну. Теперь можешь идти. — Он подождал, пока секретарша вышла, и продолжал, придвигая к себе кофе: — Обставишь свой кабинет как надо. Это только раньше на такие вещи внимания не обращали. Сегодня и внешний вид большое значение имеет… Да ты пей кофе.

Рубен пододвинул к себе чашку и вынул сигарету.

— Кури, кури, — разрешил главный. — Но смотри, сам не позволяй, чтобы все набивались к тебе в кабинет и курили. Приходят, рассаживаются, дымят… Шарашкина контора… Понял?

— Понял.

— Но и зря кричать не следует. А если надо будет — стукни разок кулаком, вот так! — кулак главного инженера с грохотом опустился на полированную поверхность стола.

От неожиданности Рубен вздрогнул.

— Можно идти? — спросил он.

— Проследи, чтобы в твоем кабинете обязательно повесили занавески. Сиди, куда спешишь? — Главный помолчал, оглядывая свой кабинет. — Да, и еще скажи, чтобы установили кондиционер. Захочешь — будешь включать, не захочешь — пусть так стоит, но пусть обязательно установят, это не помешает.

Из кабинета главного инженера Рубен вышел не в духе.

— Товарищ Бадалян, — остановила его секретарша, беря ручку и лист бумаги, — продиктуйте, что вам понадобится.

— Потом скажу, — буркнул Рубен и направился в свою каморку.

Здесь, как обычно, журчала струйка воды из крана и назойливо жужжал дроссель лампы дневного света.

— Пятнадцать лет я тут сидел, так не то что о занавесках и кондиционерах — о простом окне никто не удосужился подумать! — вслух сказал он и хмыкнул: — Ну и дела!

Зазвонил телефон. Рубен поднял трубку и узнал голос Вардана.

— Ты где это пропадаешь, битый час тебе звоню!

— Занят был. Дела.

— Я тут кое-что слышал о тебе, это правда?

— Правда.

— Вот тебе и Безопасный Рубен! Высоко ты залетел.

— Ты это слово «безопасный» забудь.

— Обязательно, конечно! Слушай, что я тебе скажу…

— Что еще?

— Из Новосибирска… Понял? Их две, из Академгородка… Одна другой краше. Приведу их к тебе сегодня, а? Заодно и назначение обмоем. Что скажешь?

— Ты лучше кончай свои номера, понял? — и Рубен сердито бросил трубку.

В конце октября Сона и Рубен вместе пошли в райсовет. Посетителей в приемной Даниеляна не было: видно, попали в неприемный день. Сона приоткрыла дверь:

— К вам можно?

Даниелян что-то писал, водрузив на нос очки. Он докончил писать и лишь тогда поднял голову. Но, увидев Сона, сразу согнал с лица сухое и официальное выражение.

— Кого я вижу! — улыбнулся Даниелян, снимая очки. Он встал из-за стола, вышел навстречу Сона, протянул ей руки. — Подождите, товарищ, — сказал Даниелян Рубену, — разве вы не видите, что я сейчас занят?

— А мы вместе, — ответила за Рубена Сона. — И все по тому же вопросу.

— Вопрос не убежит, — пожимая ей руку, сказал Даниелян. — Товарищ, выйдите из кабинета, подождите в приемной.

— Но, товарищ Даниелян, это мой муж…

— Что?

— Я вышла замуж.

— Вот как… Поздравляю, — чуть помедлив, отозвался Даниелян, снова сел в кресло и, кашлянув, спросил: — Так что у вас за дело?

— Помните, я обращалась по поводу обмена…

— Помню.

— Но обмену помешала разница в площади квартир.

— Возможно. Сейчас точно не припомню.

— Теперь мы хотели бы обменять две мои комнаты и однокомнатную квартиру мужа на ту же самую трехкомнатную, — быстро сказала Сона. — Квартира у мужа большая, так что разницы не будет.

Даниелян не слушал ее. Он внимательно изучал Рубена и, сравнивая себя с ним, приходил к выводу, что он, Даниелян, намного лучше. И думал при этом: «Сахар достался собаке… Дали собаке сахар…»

— Думаю, что теперь вопрос легко решится, — продолжала Сона.

— Что?

— Я говорю, что на этот раз препятствий вроде не должно быть. — Сона улыбнулась, вынула из сумки бумаги, положила на стол. — Вот наши документы.

— Так не положено, — сухо ответил ей Даниелян. — Не могу же я лично принимать у всех и каждого документы. Дайте, как полагается, в отдел, мы их рассмотрим и дадим делу законный ход. — Он взял ручку, водрузил на нос очки и вновь склонился над бумагами, давая понять, что разговор окончен.

Сона и Рубен вышли из здания райсовета. Высоко в небе плыли редкие тучи, и нельзя было понять, будет дождь или нет. Они шли молча. Наконец Сона сказала:

— Не переживай. Обменяем квартиры, выделим одну комнату детям, одну нам. А балконы! Ты видел, какие там широкие балконы? Устроим там тебе кабинет, занимайся своей электроникой.

— Я вообще-то человек мирный, — чуть помолчав, сказал Рубен. — Но я бы с удовольствием набил морду этому Даниеляну!

1980

ЗОВ

Перевод М. Мазманян

Где-то совсем рядом, в расщелине между стеной и асфальтом, в зное летней ночи сверчок прял пряжу тишины, далеко от завода недовольно пыхтел под тяжестью груза паровоз. Ветер то появлялся, то исчезал, донося жалобное поскуливание собаки, которое затем переходило в густой вой, и лежащий на тахте начальник вахты Вазген Чобанян не мог ни спать, ни окончательно проснуться. Полусонный, он беспокойно ворочался с одного бока на другой. Тусклый свет не мешал Чобаняну, ему было просто лень встать, прогнать эту бездомную собаку, которая появляется вот уже вторую ночь вместе с ветром, воет вместе с ним, не дает ему спать, и Вазген Чобанян с воем в ушах спорил мысленно с беспалым Макаром из прядильного цеха: «Не твое это собачье дело, приходит товарищ Чобанян в третью смену или нет. Посмотрел бы, как я мучаюсь, чтоб сердце твое успокоилось. Может, из-за меня тебе придавило пальцы прессом, член месткома? И не стыдится — ни свет ни заря притащился сюда и — „добрый