Високосный год - Манук Яхшибекович Мнацаканян

качели-карусели билеты купил…

— Если только из-за этого, то не стоит. Сам же говоришь, что голова закружилась.

— Все равно придется учиться, — добродушно пожал он плечами. — Пошли.

Чуть позже, когда Лилит, держа в руках совок и ведерко, присела на корточки у песочницы, а Сона и Рубен уселись вблизи на скамейку, Сона сказала:

— Дети привыкают к тебе. Не знаю, чем все это кончится.

— Я тоже привыкаю к ним.

— Шалуны они у меня, очень уж непослушные, — вздохнула она. — К ним привыкнуть нелегко…

— Разбаловала ты их.

— Да ведь я целыми днями на работе, когда баловать-то? А дома и обед надо приготовить, и постирать, и погладить, и прибрать… Руки до них не доходят.

— А твоя мама?

— Что мама! В ее возрасте отдыхать надо, а не с этими сорванцами возиться.

— Я думал, она у тебя строгая, а выходит, вовсе и нет, — заключил он.

— Женская строгость, — усмехнулась Сона, — кто ее видел? — Она чуть помолчала и добавила: — Я тебе лучше скажу, а то на сердце нехорошо…

Рубен вопросительно взглянул на нее.

— Она тогда насчет Айка говорила…

— Ну?

— Он, мол, и внимательный был, и честный, и непьющий, все, мол, заботы со мной делил… Неправда это.

— Да что ты!

— Выдумала она все, — продолжала Сона. — Наоборот все было. Да и ревновал он меня все время. Если бы не дети, ушла бы я от него.

— Зачем же выдумывать было, не понимаю.

— А ты сам догадайся. — Сона провела каблуком черту по земле, помолчала. — Она тогда еще насчет стиральной машины намекала, мол, починить ее надо. Ты не чини, я мастера вызову.

— К чему это? Завтра же я приду.

— Она хочет, чтобы ты стал своим в нашем доме, делил наши заботы… Неужели непонятно?

— А ты разве не хочешь этого?

— Не знаю. Рано еще об этом говорить.

— Рано или поздно? — Рубен помедлил. — Но Кареном так или иначе надо заняться по-настоящему, и чем раньше, тем лучше.

— Кто им станет заниматься?

— Я.

— Инженер по технике безопасности подвергает себя опасности, — усмехнулась Сона и оживилась, вспомнив что-то. — Он мне недавно знаешь что заявил?

— Что?

— Можно, говорит, я всем скажу, что эти радиоустройства мне папа сделал и из Москвы в подарок прислал?

— Он отца помнит?

— Вспоминает, но больше фантазирует. Увидит в кино героя — воображает своим отцом, во время футбола тоже — кто гол забьет, того своим папой называет, в космос летят — космонавт его отец… Каждого, кто ему нравится, папой считает.

— А обо мне он что говорит?

— Ничего.

Лилит принесла песок в ведерке, высыпала у ног матери и вернулась к песочнице.

— Пойдем, — Сона встала со скамейки. — Ей уже спать пора.

Утром кто-то тихо постучал в дверь. Мать встала и, как была в ночной сорочке, пошла открывать:

— Кто там?

— Рубен.

Мать приоткрыла дверь:

— Что-то случилось?

— Ничего, — ответил он. — Я вам мацун и молоко принес. Не звонил, чтобы детей не разбудить. — Он протянул авоську. — Лимонада не было, так я джермук взял, пусть дети пьют.

Мать едва удержала смешок.

— Погоди, Сона разбужу.

— Не надо. Дайте только сетку, я пойду.

Мать пошла на кухню, оставив Рубена на пороге. С кухни донеслось звяканье бутылок. Скоро она вернулась и, протягивая ему пустую авоську, сказала:

— Стоило ли вам так беспокоиться с утра пораньше?..

— Никакого беспокойства! — Рубен вытащил из кармана листок бумаги и протянул ей: — Это распорядок дня для Карена. Прикрепите к стене, — сказал он и сбежал по лестнице.

Мать надела очки и развернула бумагу. Рубен аккуратно обвел написанное красным карандашом. Мать, улыбаясь, покачала головой и принялась читать вслух:

— Распорядок дня. Подъем — в семь часов. Так он тебе и встанет! Физзарядка, умывание — с семи до семи тридцати. Как же, как же… — Она усмехнулась: — У нас и так каждое утро не умывание, а целая битва, зарядки только не хватало… Так… Завтрак — с семи тридцати до семи сорока пяти. Ну, это ничего. Школа — с восьми до двенадцати. Игры — с двенадцати пятнадцати до четырнадцати. Это что же выходит, ребенку на голодный желудок играть придется? — проворчала старушка и продолжала читать, уже не обращая внимания на часы. — Чтение книг, электроника, обед, шахматы, уроки, сон… Боже мой, вот наворотил!

Занятая изучением распорядка, мать не заметила, как Сона встала рядом с ней.

— Ты что это читаешь?

— Да вот, понаписал тут… чего только нет!

— Кто написал?

— Да Рубен.

— А где он?

— Ушел. Молоко принес, мацун и вот это, — она протянула Сона листок, перелила молоко из бутылок в кастрюлю, поставила на плиту.

— Мы Карена от телевизора оттащить не можем, какой же распорядок без телевизора? Или вот шахматы: кто с ним играть будет, я, что ли? А самое главное — через неделю каникулы начинаются, тут уж не до распорядка.

Сона прочла и улыбнулась:

— Детей у него нет, откуда же ему знать?

— Послушай, — мать мягко дотронулась до руки дочери. — Я тебе так скажу: намерения у него, видно, серьезные.

— Не знаю, — пожала плечами Сона.

— Иначе с чего бы он стал молоко носить и распорядок писать?

— Захотел человек и сделал.

Кукушка восемь раз выглянула из своего домика на часах.

— Я и говорю, значит, есть у него что-то на уме, раз захотел…

— Я опаздываю, — прервала ее Сона. — Буди детей.

— Ты хоть узнала, есть ли у него в родне кто посолиднее, чтобы сватом к нам прислать? Человек должен быть близкий, обстоятельный…

— Это меня не интересует.

— Странная ты, — вздохнула мать. — Неужели тебе кажется, что мое присутствие для него ничего не значит?

— Да