Високосный год - Манук Яхшибекович Мнацаканян

не говорили мы об этом, мама, не говорили! — не выдержав, повысила голос Сона.

— Не понимаю, о чем тогда вы говорите? — не уступала мать. — Не говорили, а он к нам ходит, не говорили, а он молоко принес, распорядок этот… О чем же вы говорили?

— Оставь меня в покое! — отрезала Сона. — Хватит!

Под вечер Рубен красил окопные рамы, стоя на стремянке и насвистывая. Вдруг со двора прибежал Карен со слезами на глазах. Не захлопнув за собой входную дверь, он сразу же бросился к Рубену, изо всех сил ударил его по ногам и закричал:

— Убирайся из нашего дома!

Мальчик огляделся по сторонам и, не найдя ничего подходящего, снял с ноги ботинок и принялся бить Рубена ботинком:

— Уходи, уходи!

Рубен соскочил со стремянки, схватил его за руки, но Карен продолжал бить его ногой и все кричал:

— Уходи! Тебе говорят, убирайся!

— Карен! — крикнула Сона, выбегая на балкон.

— Карен! — закричала с кухни бабушка.

Шум привлек внимание соседей, они стали выглядывать со своих балконов. Карен бросился к матери, обнял ее и зарыдал.

— Что с тобой, сынок, что случилось?

— Пусть он уходит! Пусть убирается! — повторил мальчик сквозь слезы.

Сона увела Карена в комнату, села в кресло и усадила сына себе на колени. В пятнах краски, шаркая шлепанцами, Рубен подошел и остановился на пороге, не понимая, что произошло.

— Ты должен сказать, за что ты ударил меня, — наконец произнес он, кашлянув.

Карен бросился в соседнюю комнату и вернулся с радиоаппаратами в руках. Швырнув их на стол, он сказал сквозь слезы:

— Пусть забирает и уходит, не нужны мне его подарки!

Сона присела перед сыном на корточки.

— Скажи наконец, в чем дело?

Карен, указывая пальцем на Рубена, оскорбленно ответил:

— Из-за него ребята во дворе о тебе плохо говорят!

— Что говорят?

— Не скажу, ни за что не скажу!

Взгляды бабушки и Рубена встретились. Старая женщина с укоризной смотрела на него и качала головой. Рубен скрипнул зубами, наклонил голову, как будто собирался кого-то боднуть, и выбежал из комнаты. Сперва никто не понял, куда он идет, а когда поняли, было уже поздно. С балкона Карен, Сона и мать видели, как Рубен вышел во двор, погнался за подростком лет четырнадцати, догнал его и схватил за ухо:

— Еще раз посмеешь обидеть Карена — уши оборву!

— Пусти! — заорал парень, извиваясь всем телом. — Это не я!

Остальные ребята с опаской подошли и окружили их.

— Мне неважно, кто сказал эту гадость! — Рубен крутанул подростка за ухо.

— Пусти! — завопил тот, силясь освободиться, а потом умолк и съежился.

Рубен оглядел всех тяжелым взглядом:

— Я — папа Карена! Так все и знайте! Только попробуйте обидеть моего сына — я вам всем… — Рубен отпустил парня и уже замахнулся, чтобы закатить ему оплеуху, но передумал. — Я и отцам вашим уши оборву за то, что не умеют вас воспитывать!

Подросток отбежал, потирая ухо.

— Рубен! — позвала Сона с балкона. — Иди домой!

— Погоди! — ответил Рубен, обводя подростков все тем же мрачным взглядом. — Поняли меня? Все поняли? — Кое-кто из ребят молча кивнул. — То-то! — бросил Рубен и, выпятив грудь, медленно пошел назад.

Дома Рубен, отводя взгляд от Сона, подошел к Карену, положил руку ему на плечо и сказал:

— Помни, что ты мужчина. Не всякое слово со двора можно в дом тащить. — Он закурил, вышел на балкон и хмуро продолжил красить оконные переплеты…

… — Бадалян, — сказал главный инженер, — ты вроде не собирался от своей работы отказываться. В чем дело?

— Устал я, — застенчиво потер Рубен подбородок. — Бездельничать устал.

— Директор сказал мне, что беседовал с тобой…

— Да, он вызывал меня.

— И что же?

— Сами ведь знаете, чего спрашивать?..

— Товарищ Саркисян, — послышался из селектора голосок секретарши, — вас по городскому телефону спрашивают.

— Скажи, что я занят, — ответил главный и, задержав палец на кнопке селектора, распорядился: — Сделай нам два кофе.

— Нет, ты мне подробно расскажи, — обратился он к Рубену.

— Два дня назад я подал заявление с просьбой перевести меня на другую работу, — ответил Рубен и вновь умолк.

— Подал, а дальше?

— Вчера, еще утром, до начала работы, он вызвал меня…

— С каких это пор ты стал так рано приходить на работу? — улыбнулся главный инженер.

— В последнее время прихожу. Словом, вызвал он меня и говорит: давай-ка, Бадалян, назначим мы тебя заместителем главного инженера по новой технике.

— Он это и раньше, кажется, предлагал.

— Верно, предлагал. Я подумал, решил, что справлюсь, и согласился.

— Конечно, справишься! — кивнул головой главный. — Только вот сможешь ли с людьми… — он сжал кулак, — вот так сможешь их держать?

— Должен справиться.

— В основном будешь иметь дело с начальниками цехов, главным механиком и энергетиком.

— Знаю.

— Будешь заменять меня в мое отсутствие.

— Понятно.

— Да… Ну и дела! — протянул главный. — До сих пор ты был Безопасным Рубеном, а тут вдруг сразу стал опасным.

— У рыболова, как говорят в народе, ноги сухими не бывают, — улыбнулся Рубен.

— Это верно. Ты не беспокойся, в случае чего — поможем.

— Я и не беспокоюсь.

Вошла секретарша с двумя чашками кофе. Поставив их на стол, она хотела выйти, но главный инженер задержал ее:

— Погоди-ка. Я сказал Григоряну, чтобы он освободил для Бадаляна кабинет. Посмотри, что сделано.

— Неудобно, — пробормотал Рубен. — Я и на старом месте как-нибудь посижу.

— Э, нет! — покачал головой главный. — Разве тот, кто войдет в твою каморку, станет тебя бояться? И запомни: отныне работать надо безо всяких там «неудобно» и «стыдно», надо работать, исходя только из интересов дела. Уяснил? — Он вновь обернулся к секретарше: — Это первое. Второе: товарищ Бадалян скажет тебе, что из мебели нужно для его