Война - Всеволод Витальевич Вишневский

Война читать книгу онлайн
Описываемый в романе временной период охватывает 1912-1917 годы существования Российской империи. Каждая глава включает в себя год жизни страны: с 1912-го по 1917-й: проводы новобранца из рабочей среды в армию; заводской цех, в котором изготовляют оружие, балансы доходов заводчика и картины человеческого страдания; ложное обвинение рабочего в краже и его самоубийство; монолог пожилого металлиста о революционных событиях 1905 года; стычка большевиков и меньшевиков на митинге — во всем чувствуется пульс времени, все вместе воссоздает картины жизни России, всех ее слоев и классов. Фронтовая жизнь освещается как бы изнутри, глазами одного из миллионов окопников. Солдаты обсуждают свои судьбы как умеют.
— Смирна! Отвечать как полагаит-ца!
— Шевелений ни-ка-ких!
Однообразие обстановки, в соединении с безостановочной муштрой, действует на людей.
— Ать-два-три-четыре…
— Ать-два-три-четыре…
Новобранцев ведут в баню. Цирюльники быстро срезают им кудри, и, по холодку, голые, остриженные парни бегут трусцой к кранам. После бани выдают флотскую одежду. Она лежит грудой — прежних сроков службы бракованная рвань, шинели образца 1868 года с четырьмя складками сзади, застиранные форменки — «в целях экономии средств».
Одетых по форме новобранцев разводят по ротам.
Унтера дают новобранцам первое наставление:
— Помните, куда попали! Гвардейский экипаж от личных его величества государя императора Петра Великого гребцов происходит и существует третий век. Особо вас жалует ныне здравствующий государь император, в отличие от прочих, независимо от содержания по табели первой и второй, именными деньгами в размере девяносто копеек в год, согласно книге двенадцатой Свода морских постановлений. В носу не ковыряй, эй, лапоть… Стой прямо, живот убери… Ну!.. Довольствие в девяносто копеек производится до тех пор, пока нижний чин не будет замечен в дурном поведении… Понятно? Ну, чего молчите? Отвечайте: «Так точно, господин унтер-офицер…» Ну?
Заголосили вразнобой…
— Отставить. Еще раз. Так. Еще раз! Еще раз! Десять раз рявкает партия ответ.
— Ладно… Есть, допустим, среди вас Петры и Павлы?
— Должно, есть… Которые… Эй!
— Я те дам «эй». Отвечай: «Так точно, господин унтер-офицер». А если нету: «Никак нет, господин унтер- офицер».
Испугались… Стоят…
— Ну вот, ко дню святых Петра и Павла все Петры и Павлы от государя императора, например, получают именные деньги в размере девяносто копеек в год… Кто Петры и Павлы, ну? Два шага вперед. Шагом-арш!
Шагнуло шесть человек.
— Подравняйсь! Куды вылез, дерево!.. Вот — Петры и Павлы, не шевели рукой. Замри!.. Если не будете дисциплину исполнять — ни жизни вам не будет, ни этого довольствия. Девяносто копеек не видать вам вовек. Понятно?
— Понятно.
— Стой смирно. Говори все: «Так точно, господин унтер-офицер». Ну, разом!
Рявкнули.
Раздается мерный шаг… Это идут наисправнейшие, строжайшие и всепреданнейшие «обучающие». Один из них, черный с золотом монумент, рычит:
— Вста-ать!.. Име-отчество мое Никанор Флегонтович, по фамилии Садовников, ваш обучающий. Титул мой: Гвардейского флотского экипажа роты ея величества матрос первой статьи. Ты, повтори.
— Никанор Флегонтович.
— Это ты дядю в деревне так называй, а я тебе не дядя! Повторяй: вы, господин обучающий…
— Вы, господин обучающий…
— Изволите быть Гвардейского…
— Гвардейского…
— Изволите быть, полено!
— Изволите быть Гвардейского…
Обучил одного, потом все хором рявкают по разделениям:
— Вы, господин обучающий. Изволите быть. Гвардейского флотского экипажа. Роты ея величества. Матрос первой статьи.
— Ну, гляди все на меня. Первый урок. Что есть стойка и воинская выправка? Если человек желает стать напоказ — стоит, как показывает природа, то есть пятки вместях, носки разведены на ширину приклада. Вот так… промеж колен просвету нету. Коленки не подгибай, ну ты! Икры не оттягивай, не перегибайсь. Голова ни опущена, ни вздернута, но держится прямо на своей высоте над землей…
Унтер постоял, подумал, медленно пошел вдоль шеренги и, скучно поглядев, ударил по скуле левофлангового, — на всякий случай, чтоб службу знал. После чего снова забубнил:
— Будете вы у меня в руках на полном подчинении полгода — до восьмого марта — и эти полгода отсюда никуда. Только на занятия. Гулянка вам не полагается до присяги. Понятно?.. Служить вам — как медной посуде: — долго. Сначала со стараньем обязаны пройти строй и словесность, пока допустят до принятия присяги и высочайшего смотра… Во флоте все приказания бегом делаются: не ползи, а бегай! Шевелись! Руки где? Согни в локотках, когда бежишь, не мотай ими…
Вдруг унтер вскочил и замер: вошел старший обучающий и, выдержав паузу, загрохотал:
— Я есть ваш старший обучающий. Запо-минай: Николай Ефремович Щетинкин. Полностью — Гвардейского флотского экипажа роты ея величества унтер-офицер. Чтоб к вечеру — наизусть. Садовников, обучишь.
Никанор Флегонтович тянется, каблуками щелкает.
— Есть, господин старший обучающий.
Старший обучающий Щетинкин обозрел новобранцев и погрозил пальцем. Жест этот означал: «Вы у меня смотрите!», «Выбейте дурь из головы», «Молчать!», «Не рассуждать!»
Полный курс «О религии и нравственности» унтер-офицер, за неуменьем связно излагать мысли (что и не предусматривалось уставом), преподать новобранцам не мог, но знал, что курс должен быть усвоен, а ежели не будет усвоен, то будет им, Щетинкиным, незамедлительно «внедрен». Новобранцы долженствовали развиваться и приближаться к представшему пред ними узаконенному образцу — Николаю Ефремовичу Щетинкину. Им надлежало в законной последовательности совершенствоваться — церкви и отечеству на пользу, родителям на утешенье.
Щетинкин начальственно откашлялся и приступил к изложению:
— Ну, серье, вникайте! В небе имеется как бы небесный государь император — господь бог, каковой имеет штат и свиту, в каковой состоят архангелы, ангелы, серафимы и херувимы и протчая. По образу и подобию своему сотворены господом в шесть дней мир, люди, первым из коих был Адам, изгнанный из рая по случаю нарушения тамошнего порядка, что выразилось в краже им райского яблока по наущению змия и жены Евы. В России же высшая власть поручена господом государю императору Николаю Александровичу, коий посему является божьим помазанником. Вам, серые, надлежит защищать веру, царя и отечество, не щадя живота своего. Вера у нас православная, лучшая и истинная.
Незыблемость, отчетливость и удобная простота сих истин повсеместно внедрялись попечением начальства и святой церкви. Унтер-офицер Щетинкин не допускал отклонений от этого раз навсегда усвоенного им образа мышления, подобно тому как не допускал отклонений и несоответствий в строевом деле. Жизнь для Щетинкина была не чем иным, как установленным порядком, коему подчинены, как зрит каждый, и солнце, и луна, и звезды, несущие им свыше предписанную службу, и ина слава солнцу, ина слава луне и ина звездам — согласно. табелю рангов. Бог отец, бог дух и бог сын были Щетинкину ясны: сидит на облаке в одеждах строгий старец, затем голубь, затем сын… Поскольку, по глубокому убеждению Щетинкина, баба не человек и у бабы ум короток, то богородица, естественно, помещалась пониже и порядок ничем не нарушался. Значительность бога-отца явствовала из изображений его, из святого писания и подкреплялась благолепием и пышностью церковных служб. Собор Исаакия! А на земле действительно был государь император.
— Слушай меня! К монарху нашему долженствует питать обожание.
Новобранцы покорно внимали с детства знакомым, пугающим словам: бог, царь, церковь!.. Как быстро — спустя пять лет — ушли они из памяти матросской…
— Садись… Урок третий. Каблуки вместе, носки врозь… Руки на коленки… Гляди в глаза… Не
