Високосный год - Манук Яхшибекович Мнацаканян

Сона одела детей, вышла с ними и с матерью на улицу, остановила такси, усадила их и вернулась домой. Войдя в квартиру, она на миг потерялась от царящей здесь непривычной тишины. Нет, видно, никогда она не привыкнет к одиночеству. Разве сможет она быть одна в санатории? Сона пожалела даже, что не оставила с собой дома кого-нибудь из малышей. Она включила на кухне утюг, принесла платья, сбрызнула их водой. Потом вспомнила о купальнике. Сколько лет ей не доводилось надевать его! Надо бы примерить: а вдруг не подойдет? Она нашла купальник, переоделась, по привычке прячась за дверцей гардероба, хотя в доме никого не было, и подошла к зеркалу. Она понравилась самой себе, улыбнулась отражению и вслух сказала: «А что, еще вроде бы ничего! Не особенно еще растолстела…» Потом распустила волосы по плечам, как будто уже была на пляже, и накрасила губы. Наверное, еще долго бы длилось это чуть печальное разглядывание своего собственного отражения, если бы не зазвонил телефон. Сона в купальнике пошла в гостиную и подняла трубку. Звонил Рубен.

— Я вас слушаю, Рубен.

Рубен молчал. Сона слышала в трубке его дыхание. Ей казалось даже, что до нее доходит тепло его губ. Сона вздрогнула всем телом и сказала:

— Интересно, долго вы еще будете молчать?

— Когда вы говорите «слушаю», я сразу забываю все, что хотел сказать.

Сона улыбнулась и показала трубке язык.

— Что же мне говорить?

— Не знаю…

— Интересный вы человек!

— Да? Наша секретарша говорит, что как увидит меня, так ее сразу в сон начинает клонить.

— Ваша секретарша, наверное, просто старая дева.

— Наоборот, — ответил Рубен и рассмеялся. — Надо же, старая дева…

В его смехе было что-то чистое, мальчишеское.

— Значит, просто избалованная бабенка.

— Да пусть себе говорит, если ей это нравится…

— Почему вы разрешаете разговаривать с собой в подобном тоне?

Почувствовала ли Сона, что будто защищает Рубена от кого-то неизвестного?

— Сона…

— Слушаю.

— Не говорите «слушаю».

— А что же мне говорить? — она кокетливо повела головой.

— Скажите просто: «Что?»

— Что?

И это прозвучало в ее устах тоскливо и вместе с тем притягательно.

— Давайте встретимся. Очень прошу…

— Погодите-ка минутку, кажется, в дверь звонят.

Она отложила трубку. В дверь никто не звонил. Сона пошла на кухню, постояла там, посмотрела на горящую красную лампочку на утюге, задумчиво выключила его, быстро вернулась в комнату, подняла трубку:

— Встретимся.

— Правда?! — радостно воскликнул Рубен, и от его голоса, зазвеневшего от восторга, у нее забилось сердце.

— Правда.

— Когда?

— Через полчаса.

— Около цветочного магазина?

— Да.

— Я раньше приду. И буду ждать, на сколько бы вы ни опоздали.

…Лежа с открытыми глазами в темной комнате, Сона старалась собраться с мыслями, понять и объяснить случившееся. Когда они, сидя на скамейке, обнялись, когда их дыхание смешалось, он на мгновение прервал поцелуй и прошептал: «Пойдем ко мне». А до этого, еще в самом начале, он сказал: «Я так скучаю по тебе…» — «Почему?» — «Это ведь не арифметика, разве объяснишь…» А потом… Рука Рубена коснулась ее руки, и она не отстранилась, ей передался ток его крови, ее бросило в дрожь, и все в ней перевернулось. Именно тогда Рубен обнял ее и стал целовать. Она тоже обняла его, уткнулась лицом в его волосы.

Сейчас в постели ей показалось, что она слышит запах его волос. А может, все это только сон, может, ничего и не было? Сона протянула руку, пошарила рядом с собой. Мать с детьми была у своей сестры. Сона стало совестно. Дома у Рубена, в его постели, она даже и не вспомнила о детях. Какая же сила заставила ее, Сона, которая всегда жила для детей, забыть обо всем? Весна… При чем тут весна? Сона вспомнила спокойную улыбку Рубена, вздохнула и почувствовала, что в ней вновь рождается желание ощутить его тело рядом с собой.

— Сегодня наш день! — громко сказала она, встала с постели и босая, в одной сорочке подошла к телефону.

Рубен сразу взял трубку, как будто ждал звонка.

— Ты не спишь?

— Разве можно заснуть, Сона-джан!

— Приходи ко мне.

— Сейчас? Прямо сейчас?

— Сейчас. Приходи скорей.

Сона повесила трубку, постояла посреди комнаты с закрытыми глазами, пошла в спальню, надела халат, зажгла свет, причесалась и стала беспокойно ходить по комнате, не находя себе места. Пошла на кухню, не зажигая света, села на табурет и закурила.

«Чем все это кончится? — сказала она себе. — Сегодня наш день, а завтра?» Может, завтра она пожалеет обо всем этом. Может, завтра все происшедшее покажется ей постыдным и бессмысленным… Не усидев на кухне, она пошла в комнату. По дороге заметила, что дверь в пустую детскую открыта. Она закрыла дверь, повинуясь смутному чувству: то ли постеснялась детей, то ли не хотела, чтобы Рубен узнал о них. Сона опять бесцельно походила по комнате, не выдержала, пошла в коридор, стала у входной двери и прислушалась. В подъезде было тихо. Она снова пошла на кухню, взяла свой окурок, громко сказала:

— Тебе не семнадцать! Возьми себя в руки!

Коротко прозвенел звонок.

Знакомый, но давно забытый аромат… Он исходил от постели. То был аромат солнца. Когда же он впервые узнал его? Бабушка выносила на солнце подушки и одеяла, и они впитывали в себя этот аромат. Рубен уже проснулся, но ему казалось, что он все еще спит, и он с наслаждением, не спеша вдыхал этот забытый аромат детства. Он протянул руку, стараясь нащупать сигареты. Сигарет не было. Рука повисла в воздухе и медленно опустилась. Рубен открыл глаза. В комнате — синий полумрак. На окнах висели голубые занавески, слегка раздуваемые ветерком. За окном щебетали птицы.

— Сона, — прошептал он, повернув голову.

Сона рядом не было. Донесся аппетитный запах