Между нами терапия. Исследование себя и ценности бессознательного - Ирина Гиберманн

стыдить. Он делает, что делает, и не сомневается в праве на существование. До тех пор, пока кто-то не скажет: «Как тебе не стыдно?» — словами, взглядом, молчанием, паузой. Тогда в теле ребёнка возникает запись. И всё — с этого момента психика получает механизм, который будет защищать, искажать и парализовать. Стыд — это способ остановки себя. И остановка эта почти всегда в теле: мы сутулимся, теряем голос, прячем взгляд, краснеем, дрожим, уходим в сторону. Иногда сгораем от стыда. А иногда — просто замолкаем. И не ясно почему. Именно поэтому говорить о стыде напрямую — почти невозможно. Он не предъявляется. Он живёт маской. И если маску снять, под ней почти всегда будут три силы.

1. Агрессия. Внутреннее чувство «я хочу уничтожить» невозможно признать — слишком стыдно за такую силу. Тогда возникает сдержанная пассивная агрессия, язвительность, сарказм или «молчаливая отстранённость». Маска говорит: «я спокоен», — а внутри кипит ярость.

Это может быть твоей реакцией на пьющего партнёра. В тебе может подниматься волна ярости, которую невозможно признать, и она превращается в тоску. Потому что злиться на бессильного — стыдно. Потому что в глубине — невыносимая боль ребёнка, который не мог остановить отца.

2. Страх. Признаться в страхе — значит признать уязвимость. Поэтому мы надеваем маску: «Я просто стесняюсь», «Я не уверена», «Это не моё». На самом деле это страх быть разоблачённым, осмеянным, отвергнутым.

В этом страхе тоска обволакивает — как туман. Она защищает от действия. От риска. От встречи. Она как бы говорит: «Я не могу», — но в этом «не могу» — скрытое «не хочу быть снова униженным».

3. Вожделение и желание. Желание быть увиденным, желанным, сексуальным, успешным — вытесняется. Мы прячем либидо за маской скромности, застенчивости, непритязательности. «Я вообще не об этом думаю» — но тело выдаёт обратное.

И в тоске тоже может быть вытесненное желание — быть любимой, желанной, важной. Но если это невозможно получить, психика превращает это в беспомощность. В замороженное ожидание. В слёзы, за которыми прячется огромная, но скрытая страсть к жизни.

Человек не получает ни комплиментов, ни аплодисментов за то, что его называют агрессивным, похотливым или тем, кто всего боится. Эти слова не украшают, не дают признания, не придают значимости. Их избегают. Им противопоставляют другие характеристики — спокойствие, уместность, сдержанность. Поэтому многое в человеке прячется за маской стыда. Не потому, что стыд — это базовое чувство, а потому, что он удобен. Его можно предъявить, и он вызовет скорее сочувствие, чем отторжение. Он объясним. Его можно рационализировать. Он выглядит как уязвимость, а не как опасность.

Но стыд не единственное, как человек называет то, что с ним происходит. Часто за стыдом стоит не только вытесненное, но и вообще не распознанное. Не названное. Стыд — это определение, которое уже делает что-то допустимым. Но есть состояния, которые кажутся бесформенными. И одним из таких состояний может быть то, что человек называет тоской. Тоска кажется пассивной. В ней нет движения, но и нет прямой боли. Она не требует вмешательства, как тревога. Она не разрушает, как гнев. Она не требует контакта, как желание. Её можно носить внутри годами, не называя. Она воспринимается как что-то личное, интимное, почти метафизическое. Но если к ней приблизиться, можно заметить, что это не самостоятельное чувство, а собранный и сжатый комок других состояний, которые однажды не нашли выхода. Иногда тоска — это сдержанная агрессия. Не направленная, не реализованная, не названная. Агрессия, которую нельзя было выразить, потому что не было безопасного пространства, не было допуска, не было права. Агрессия, которую нельзя было почувствовать по отношению к родителям, к близким, к тем, чьё расположение было необходимо. Тогда всё, что можно было сделать, — это замереть. Не ударить. Не уйти. Не сказать. А застыть. И в этом оцепенении агрессия меняет форму. Она перестаёт быть горячей и становится ледяной. Не направленной вовне, но удерживаемой внутри. И тогда появляется тоска. Как форма бездействия. Как плотная оболочка, которая не даёт чувствам двигаться. Но если не убегать от этой оболочки, если остаться в контакте с тем, что кажется неподвижным, под ней может обнаружиться другое: страх. Не тот страх, который легко произнести — «я боюсь». А тот, который скрывается за отказом, за отстранённостью, за обесцениванием. За фразами вроде «это не моё», «мне не хочется», «я просто не уверена». Страх быть отвергнутым, осмеянным, разоблачённым. Страх того, что, проявившись, человек столкнётся не с интересом, а с тишиной. Не с принятием, а с отвержением.

Стыд становится здесь формой маскировки. Он делает возможным скрыть страх под оболочкой уместности. Под видом «хорошего человека», который не лезет вперёд, не требует, не просит, не претендует. Это удобный способ оставаться в зоне, где ничего не происходит, но при этом сохраняется возможность быть рядом. Пусть и без подлинного контакта. Но если человек остаётся в этом наблюдении достаточно долго, если позволяет себе не только осознавать агрессию и страх, но и замечать, что удерживается глубже, может открыться третий слой. Желание. Либидозное напряжение. Тяга к жизни. Жажда быть тронутым, быть включённым, быть видимым. Не в смысле продемонстрированным, а в смысле существующим в поле другого. Это желание не всегда сексуально. Оно может быть ментальным, телесным, эмоциональным, духовным. Это желание, чтобы быть с кем-то не только в паре, но и в страсти. Быть не только рядом, но в соприкосновении. Быть не только понятным, но желанным. И именно это чаще всего изгоняется. Потому что желание делает человека уязвимым. Оно требует отклика. Оно связано с риском. Оно нарушает стабильность. И в большинстве историй человек учится, что за своё желание лучше стыдиться. Так появляется третий контур тоски — либидозный. То, что не смогло быть выражено как «хочу», стало проживаться как «не могу». Тоска в этом случае становится формой скрытого влечения. Там, где хотелось быть включённым, возникло ощущение пустоты. Там, где хотелось быть тронутым, возникло ощущение утраты.

Тоска — это место, в котором человек остаётся хорошим. Потому что там нет насилия, нет демонстративности, нет угрозы. Там можно быть одиноким и не быть обвинённым. Там можно быть уязвимым, не рискуя быть разоблачённым. Но цена этой защищённости — утрата связи с живым. Именно поэтому работа со стыдом — это не только про стыд. Это про то, что он скрывает. Агрессию, которую нельзя было проявить. Страх, который нельзя было признать. Желание, которое нельзя было иметь. Всё это остаётся в теле. И тело говорит об этом. Напряжением,