Между нами терапия. Исследование себя и ценности бессознательного - Ирина Гиберманн

потому что знает, что осудят. Он не может позволить себе сказать: «я не справляюсь», — потому что знает, что это могут использовать. И тогда психика сама заранее надевает маску стыда, как превентивную защиту от отвержения: «Лучше я сам себя осужу, чем вы это сделаете», «Лучше я покраснею, чем вы увидите, как я боюсь», «Лучше я помолчу, чем вы услышите, как мне важно».

Страх — это не слабость. Это то, что делает нас живыми. Но если он заперт под слоем стыда, он перестаёт двигаться. Он становится фоном. Он становится молчаливой позицией жизни, в которой риск невозможен, а спонтанность пугает. Поэтому исследовать свой стыд — значит приблизиться к страху. И может быть, в какой-то момент сказать: «Я боюсь. Но я останусь здесь. Я не убегу». И тогда возникает шанс — не избавиться от страха, но перестать от него прятаться.

Маска желания: как прятать живое, чтобы не стать объектом

Стыд может прикрывать не только агрессию и страх. Есть ещё один, особенно тщательно скрываемый слой. Это — желание. Желание быть увиденным. Быть желанным. Быть интересным, сексуальным, привлекательным, живым. Желание быть рядом, быть тронутым, быть признанным. Желание вызывать интерес, влечение, восхищение. Желание быть с кем-то в телесном, эмоциональном, интеллектуальном контакте. Желание в самом широком и плотном смысле. Именно это — одно из самых постыдных переживаний. Потому что в желании мы становимся не защищёнными, а открытыми. Потому что желание делает очевидным не только то, чего мы хотим, — но и то, чего у нас нет. Желание — это всегда оголённость. Это то, что не поддаётся рациональному контролю, это то, что рождается до слов. Это либидо. Это возбуждение. Это движение энергии в теле, которое не всегда можно объяснить. И потому проще всего прикрыть его стыдом. Стыд работает как глушитель.

«Мне не важно», «Я вообще не об этом думаю», «Я просто хотела спросить», «Я здесь по делу». Человек может быть наполнен возбуждением, интересом, волнением, но сдерживает дыхание, сдерживает взгляд, сдерживает слова. Потому что если сказать, если показать, если проявиться — то станет видно слишком многое. И может начаться история, за которую никто не возьмёт ответственность. Именно поэтому желание — один из самых замаскированных компонентов. Оно не отрицается. Оно расщепляется. Вместо желания быть красивым — усиливается ирония. Вместо желания быть желанным — появляется отстранённость. Вместо желания быть заметным — включается скромность, самоуничижение, отказ от внимания.

Это желание никуда не девается. Оно остаётся в теле. Оно накапливается. Оно ищет путь, и если не находит его — превращается в тоску, в безжизненность, в выгорание. Или — в тот самый стыд, который «лучше видно», потому что он безопасен, объясним, понятен. Желание — это всегда вызов. Это не то, что можно «иметь», как вещь. Это то, что движется сквозь человека. Это его жизнь, энергия, источник контакта. Но чтобы желание было прожито, нужно, чтобы другой мог его выдержать. Не присвоить, не присудить, не использовать, не осмеять — а выдержать. Оставить человеку право быть в желании. Проблема в том, что у многих этот опыт травматичен или вовсе отсутствует. Желание встречалось либо с насмешкой, либо с игнорированием, либо с оценкой. Поэтому психика выучила: проще стыдиться, чем быть видимым в своей текучести. Проще сказать: «Мне не нужно», «Я не интересна», «Я просто тут постою».

Стыд — делает желание немым. Он глушит либидо, потому что боится последствий. Последствий того, что другой это заметит. Что это вызовет ответ. Что это потребует действия. Что это поставит под угрозу контроль. Именно поэтому маска желания — самая тихая. Она редко агрессивна. Она часто подаётся как сдержанность, интеллигентность, этичность, высокая осознанность. А на самом деле — это фигура, лишённая тела. Это то, что не течёт. Не трепещет. Не хочет. Когда человек возвращается к своему желанию — не обязательно сексуальному, к любому, — он становится заметным. Его видят. И в этот момент возникает риск: что за этим видением последует реакция. Возможно встречная. Возможно насильственная. Возможно никакая. Но это делает желание опасным. Поэтому стыд здесь — это не просто щит. Это форма социального анестетика. Чтобы не чувствовать, не трепетать, не ожидать. Чтобы никто не подумал, что в этом человеке есть живое.

Стыд — одна из самых глубоких и противоречивых человеческих эмоций, проникающая в самые разные области нашей жизни. Деньги как символ успеха, свободы и силы, сталкиваются с чувством стыда, рождая сложные внутренние конфликты. Мы часто стыдимся как отсутствия денег, так и их избытка, как финансовых неудач, так и внезапного успеха. Стыд не просто отражает наше поведение, как вина, а поражает само ядро идентичности. Он становится зоной столкновения желания и запрета, символизируя одновременно стремление к самовыражению и страх быть отвергнутым. Психоанализ рассматривает стыд как границу между видимым и невидимым, допустимым и непереносимым. Эта граница не только отражает наши личные переживания, но и проявляется на социальном уровне.

Ранний стыд формируется в отношениях с первичными объектами — матерью и отцом. Ребёнок стремится быть увиденным и принятым в своей целостности. Но если родительский взгляд отвергает его, в психике образуется трещина, которая сопровождает человека и во взрослой жизни. Деньги как символ желания и власти, становятся тем полем, на котором этот ранний стыд может проявляться особенно остро. Взрослый человек сталкивается с конфликтом: деньги придают силу и уверенность, но также делают уязвимым. Мы можем испытывать стыд за недостаток финансов — как будто он обнажает нашу слабость. С другой стороны, успешный человек может ощущать стыд за свою силу и власть, боясь осуждения и непринятия. Интересный феномен — «стыд перепрыгнувшего класса», когда финансовый успех отдаляет человека от его социального круга. Это внутренний конфликт между стремлением к развитию и страхом потери идентичности. Часто это проявляется как стыд за то, что человек выбрался из прежнего окружения, оставив позади тех, кто остался на прежнем уровне.

Деньги могут стать символом идентичности, но также и её разрушением. Когда финансовый успех сталкивается с внутренним запретом на обладание, возникает нарциссический конфликт: сила вызывает восхищение и осуждение одновременно. Личность словно раскалывается на две части — та, что стремится к признанию, и та, что боится быть отвергнутой за успех. В психоаналитическом контексте стыд связан с фаллической идентичностью и самовосприятием силы. Мы часто ощущаем вину за собственные амбиции, за стремление к обладанию и успеху. Этот внутренний конфликт выражается в парадоксальном стремлении к бедности как к символу человечности и духовности. Стыд за богатство сталкивается со стыдом за