Между нами терапия. Исследование себя и ценности бессознательного - Ирина Гиберманн

дискомфорт — это помеха. Если что-то болит, нужно избавиться от боли. Если что-то не получается, нужно найти стратегию. Если что-то тревожит, нужно отвлечься или «прокачать себя». В этом мире короткие курсы и экспресс-решения заходят на ура: они дают иллюзию контроля. Психоанализ — это другой процесс. Здесь никто не дает тебе быстрых ответов, потому что они не существуют. Здесь никто не скажет, что ты должен думать или чувствовать, потому что это должно появиться в тебе само. Короткие встречи, терапевтические техники, экспресс-методы хороши тем, что они дают форму контакта, но не сам контакт. Ты пришел с вопросом, тебе ответили. Ты принес проблему, тебе дали методику. Ты выразил эмоцию, тебя поддержали. Это кажется контактом, но на самом деле это транзакция. Психика остаётся в привычном ритме: «Я делаю → мне дают». Но настоящий контакт — это не про обмен. Настоящий контакт — это когда я могу быть рядом с другим и не функционировать. Мне не нужно выдавать мысль, мне не нужно доказывать свою ценность, мне не нужно показывать динамику изменений. Я могу просто быть. Вот с этим-то ощущением большинство из нас и попрощалось уже к пяти годам. Когда мы теряем способность быть в контакте? В детстве контакт — это данность. Ребёнок просто есть рядом. Не «интересный», не «осознанный», не «работающий над собой» — просто есть. И это нормально. Но в какой-то момент он учится, что чтобы быть рядом, нужно что-то делать.

— Улыбнись маме.

— Расскажи, как прошел день.

— Сделай что-то полезное.

— Будь хорошим.

Контакт становится условным: он зарабатывается. И с этого момента мы теряем способность находиться рядом просто так. А потом проходит 30, 40, 50 лет. Приходят социальные роли, профессиональная идентичность, добровольно взятые на себя обязательства, конфликты, амбиции, провалы, предательства, ссоры, потери. И мы уже не знаем, как быть в контакте без функции.

Фрагменты вместо жизни

Многие из нас выросли в мире, где контакт с важными взрослыми был урывками. Время их жизни не принадлежало нам — его приходилось вырывать, отвоёвывать или заслуживать. Пришёл с вопросом — решай быстрее, у родителей дела. Принёс дневник — молча подпишут, если ты был достаточно удобным. Нужен разговор — слушай на ходу, пока мама готовит ужин или отец читает новости. Всё мимоходом, всё между делом. А ссоры — короткие вспышки напряжения, холода и страха, за которыми следовало безмолвное отдаление. Так формировалась фрагментарность контакта — бессознательный сценарий, в котором отношения существуют только в режиме решения задач. Эмоциональное присутствие редуцируется до функции: похвалить, проконтролировать, объяснить, отреагировать на запрос. В этом пространстве нет места для просто быть рядом — контакт должен быть оправданным, иначе он невозможен. Ребёнок впитывает это как норму, привыкая к тому, что его существование имеет ценность лишь в моменты полезности или необходимости. Взрослея, он может воспроизводить этот паттерн: чувствовать тревогу, если рядом слишком долго остаётся кто-то, кто просто есть, без явного повода. Искать задачи, чтобы оправдать присутствие. Испытывать смутное чувство вины, если привлекает чьё-то внимание «без причины». Книги остаются недочитанными, проекты брошены, несколько дел делаются одновременно, но ничего не доведено до конца. Но психика устроена так, что ненасыщенные потребности не исчезают — они уходят вглубь, формируя разорванную континуальность опыта. Это не просто нехватка, а нарушение самого ощущения себя во времени: контакт остаётся эпизодическим, словно вспышка значимости, за которой неизбежно следует откат в пустоту. Этот дефицит продолжает диктовать поведение: подстраиваться, завоёвывать внимание, опасаться пустого времени. Пустота воспринимается не как возможность, а как угроза — в ней нет привычных сигналов, которые подтверждают, что человек существует для другого. И даже в терапии человек может ожидать, что его «заполнят» — дадут ответы, объяснения, механизмы, методы, структуру, новый способ существования.

Но анализ ничего не делает и ничему не учит. Он только показывает разрывы, оставляя их видимыми, делая явным очевидное. И это самое страшное в исследовании себя — встретиться с пустым пространством, которое никто не заполнит. Остаться наедине с тишиной. И выдержать, что ты в этом не один. И никто не научился, что можно прийти в анализ ради себя. Что здесь не нужно быть удобным, не нужно приносить проблему, контролировать процесс терапии, не нужно доказывать свою значимость.

Ты и есть тема. Время твоей жизни — всё твоё. И внимание другого может принадлежать только и исключительно тебе. Без прерываний. А психоанализ — это процесс, в котором ты учишься выдерживать самого себя. Вообще ценить время с собой, когда не важно — опоздал ты или пришёл заранее. Когда важен не результат, а сам факт того, что ты здесь. Время твоей жизни принадлежит только тебе. Вот почему анализ пугает. Вот почему он долгий. Вот почему он не про «понять и сделать», а про прожить и выдержать. Про то, чтобы остаться. Несмотря на страх. Несмотря на бессмысленность. Несмотря на желание уйти. Остаться — и научиться быть.

Деньги в психоанализе это не просто объект желания, а регулятор психодинамического пространства. Они выстраивают границы между властью и принадлежностью, создают дистанцию или интимность, формируя наше представление о свободе и зависимости. Владея деньгами, мы как будто обретаем контроль над отношениями, но одновременно сталкиваемся с собственной уязвимостью.

Глава 10. Присвоение, власть, границы и деньги

Психика человека устроена так, что мы не всегда способны признать за собой право обладать. Мы живем среди символов и структур, которые определяют нашу возможность взять, присвоить, удержать — и в то же время мы боимся этого процесса. В бессознательном всегда сталкиваются два вектора: желание обладания и страх ответственности за обладание. Взять что-то, будь то власть, деньги, любовь, признание — это не просто действие. Это решение. И это решение связано с фундаментальными экзистенциальными вопросами:

• Могу ли я это удержать?

• Какой ценой мне это дается?

• Не потеряю ли я себя в процессе обладания?

• Достоин(достойна) ли я этого?

• Что со мной будет, если я возьму больше, чем «положено»?

Эти вопросы звучат внутри нас, даже если мы их не осознаем. Они лежат в основе многих наших тревог, сомнений, действий. И чтобы приблизиться к пониманию собственной власти, границ, силы и ограничений, нужно разобрать эти процессы не просто рационально, но и на уровне бессознательного движения психики.

1. Присвоение как акт субъективности: кто я, если беру?

В психоанализе есть мощное понятие — интроекция. Это процесс, в котором человек усваивает, впитывает, делает своим что-то внешнее. Мы так формируем свою идентичность: берем кусочки опыта, чужих слов, знаний,