Между нами терапия. Исследование себя и ценности бессознательного - Ирина Гиберманн

один. Что ты зависим. Что ты ограничен. Что ты можешь ошибаться. Что ты не контролируешь всё. Но ты есть. Ты всё ещё здесь. Ты можешь действовать. Ты можешь быть. Потентность — это когда ты не отказываешься от себя ни в силе, ни в слабости. Ни в ясности, ни в сомнении. Именно поэтому работа с этими полюсами — не про обретение власти. А про способность обходиться с ней. Уметь жить в реальности, где есть другой. Где ты не всегда решаешь. Где ты не всегда знаешь. Где ты не всегда прав. Но ты не отказываешься. Потентность — это способность быть живым в несовершенном. Присутствовать в неидеальном. Идти, не зная наверняка. Омнипотенция и импотенция разрушают субъект, потому что обе лишают его контакта с реальностью. Первая — обожествляет. Вторая — обесценивает. И обе уводят от главного: от опыта действия. От выбора. От присутствия. Психоанализ возвращает к этой точке. Не в смысле «ты должен», а в смысле «тебе можно». Можно не знать. Можно не мочь. Можно бояться. И при этом — оставаться. Быть. Делать. Потентность — не про совершенство. Она — про зрелость.

Истоки: бессознательная защита и структуры переживания

Слова — носители древнего смысла. В латинском языке слово impotentia означает не просто бессилие. Оно означает отсутствие возможности влиять. Не просто слабость — а невозможность. Слово omnipotentia — противоположность. Это не просто сила. Это — абсолют. Всемогущество, не знающее предела. И именно между этими двумя полюсами разворачивается внутренняя драма субъекта: как остаться живым, не став всемогущим, и как быть сильным, не отрицая собственной ограниченности.

Раннее детство — территория магического мышления. Здесь ещё нет различия между внутренним и внешним. Мир и Я — одно. Желание и исполнение — не отделены. И если психика сталкивается с тем, что на её желание приходит отклик — возникает фантазия: я всемогущ. Не потому, что ребёнок хочет властвовать, а потому, что он не знает, что отклик матери — не часть его самого. Он голоден — приходит грудь. Он плачет — приходят руки. Он невыносимо один — приходит кто-то. И это «кто-то» ощущается как часть Я. Как продолжение воли. Как рефлекс мира на его состояние.

В этом — первая инициация омнипотенции. Не выученная. Не осознанная. Телесная. Живая. Прямая. И в то же время — самая опасная. Потому что в ней субъект ещё не знает, что другой — другой. Он верит, что всё подчиняется его порыву. И эта вера даёт не только радость, но и ощущение стабильности: если я чувствую — мир отвечает. Если я хочу — это возможно. Психика начинает строить на этом фундаменте. Но дальше начинается разрушение этой веры. Мать не всегда приходит. Плач не всегда приносит утешение. Желание не всегда исполняется. Иногда — наоборот. Иногда мир остаётся глухим. Или слишком громким. И тогда омнипотенция впервые даёт трещину. Возникает ощущение: либо я теряю власть — либо мир рушится. Здесь возможны два варианта развития. Один — субъект учится выдерживать разрыв между желанием и реальностью, между собой и другим. Он постепенно различает границы. Он осваивает пространство своей ограниченности. Это путь к зрелости. Другой путь — отказ. Или в сторону тотального контроля, или в сторону тотальной капитуляции. Импотенция в этом контексте — не только про «не могу». Это реакция на крах фантазии. На разрушение первичного магического опыта. Это отступление не от мира — а от боли за то, что мир не послушен. Не откликается. Не подтверждает. Это не про слабость. Это про разочарование, которое слишком больно, чтобы его выдержать. Так внутри психики рождаются структуры, удерживающие ранний баланс. Омнипотенция как отрицание зависимости. Импотенция как отрицание надежды. Обе — защита. Обе — отказ. Обе — память о боли, которую не удалось назвать. Именно поэтому они не уходят с возрастом. Они трансформируются, усложняются, становятся частью характера, поведения, стиля. Но по сути своей остаются древними механизмами, срабатывающими в тот момент, когда реальность напоминает: ты не всё можешь. И тогда психика отступает — либо в гордыню, либо в апатию. Либо в иллюзию контроля, либо в отказ от действия. Психоанализ не предлагает выбирать между ними. Он предлагает увидеть, что между импотенцией и омнипотенцией есть третье пространство. Там, где человек не господствует и не капитулирует. А остаётся. Остаётся в сомнении, в незнании, в несовершенстве — но не исчезает. Остаётся, чтобы жить. Чтобы говорить. Чтобы чувствовать. Чтобы быть. Потентность — это не полюс. Это движение между. Это способность не отказываться от реальности, даже когда она не подчиняется. Это способность не отказываться от себя, даже когда невозможно.

Омнипотенция рождается как защитный механизм

Омнипотенция рождается как защита. Не как каприз, не как дефект, не как проявление высокомерия, а как способ спастись от ощущения, что ты ничего не можешь. Что ты полностью зависим. Что без другого ты не состоишься, не выживешь, не выдержишь. Она — ответ психики на эту невыносимость. Ответ не осознанный, не продуманный — телесный, древний, автоматический. Омнипотенция говорит: я справлюсь. Я сам. Я всегда. Она отрицает ограниченность, чтобы хоть как-то сохранить себя в целостности. Во взрослом возрасте эти фантазии никуда не исчезают. Они становятся тоньше. Они меняют форму. Они больше не звучат громко, как в детстве — «я всё могу», — они проявляются как стиль жизни. Как нежелание просить. Как отказ от поддержки. Как презрение к уязвимости. Как постоянная внутренняя установка: я должен справляться. Должен быть эффективным. Никакой зависимости. Никакой просьбы. Никакой слабости. Только контроль. Только сила. Только сам. Омнипотенция маскируется. Она скрыта под красивыми словами — целеустремлённость, автономия, воля. Но внутри часто живёт ужас. Потому что, если я вдруг не справлюсь — всё рухнет. Если я признаю, что нуждаюсь, — это значит, что я зависим. А если я зависим — я могу быть покинут. Отвержен. Брошен. И это хуже всего. В нарциссической структуре эти фантазии особенно устойчивы. Они превращаются в идеалы: быть первым, быть лучшим, быть недостижимым. И тогда весь внутренний ландшафт начинает подстраиваться под невозможную цель — не испытывать стыда. Не быть увиденным в уязвимости. Не попасться в момент слабости. Но за этой гонкой — не победа, а избегание. Избегание страха, что, если кто-то увидит меня настоящим, — он отвернётся. Именно поэтому омнипотенция — не просто иллюзия. Это структура. Структура, которая выстроена на боли зависимости. На той ранней ране, где забота пришла слишком поздно или не пришла вовсе. Где голос не был услышан. Где плач