Москва и Восточная Европа. Югославская модель социализма и страны советского блока. 1950-е — 1960-е годы - Анатолий Семенович Аникеев

балканском уровне, так и в сфере разоружения и европейской безопасности) и более эффективно с точки зрения национально-государственных интересов Румынии использовать выгоды международного политического и экономического сотрудничества[916]. В Югославии одобрительно относились к подобным планам. Выступление двух стран на международной арене с единых или близких позиций, особенно в отношениях с СССР, а затем и в вопросах европейской безопасности, повышало их возможности (особенно Румынии как члена ОВД) противостоять политическому давлению со стороны Москвы, которая после октября 1964 г. декларативно отмежевалась от некоторых методов Хрущёва, вызывавших раздражение восточноевропейских элит. Белград и Бухарест, однако, учитывали, что советское руководство по-прежнему считало своей важнейшей задачей укрепление единства советского блока и сохранение своего решающего влияния в международном коммунистическом движении перед лицом новых вызовов, прежде всего китайского.

Для руководства СФРЮ развитие сотрудничества с Румынией имело как чисто практическое, так и идеологическое значение, что проявилось именно к середине 1960-х годов. Следует иметь в виду, что, начиная с середины 1950-х годов, по мере «пробуждения» Азии, а затем и Африки, югославская дипломатия придавала всё большее значение отношениям со странами «третьего мира». В итоге ближайшими друзьями и партнерами по Движению неприсоединения становятся географически удаленные от Югославии Египет и, отчасти, Индия. Сотрудничеству с соседними странами уделялось значительно меньше внимания. Особенно это касалось социалистических государств, диалог с которыми постоянно осложняли то неурегулированные национально-территориальные споры (с Болгарией и Албанией), то положение национальных меньшинств, то венгерский кризис 1956 г., то подключение всех стран советского блока (включая Румынию) к новой кампании критики югославского «ревизионизма». Правда, в случае именно с Румынией Югославии довольно быстро удалось освободить двусторонние отношения от груза основных нерешенных проблем, что позитивно сказалось на развитии экономических связей.

Однако к середине 1960-х годов Движение неприсоединения вступило в полосу первого кризиса и уже не могло быть серьезной точкой опоры для югославской внешней политики, а смена в 1963–1964 гг. лиц, стоявших во главе сверхдержав, оставляла открытым вопрос о перспективах отношений с ними. Все это создало предпосылки для активизации европейского вектора в югославской внешней политике[917]. Изменения, происходившие в это время в Европе (некоторое ослабление напряженности в межблоковых отношениях, выход Франции из военной структуры НАТО и ее новая военная доктрина, попытки СРР проводить более независимый курс, растущая заинтересованность СФРЮ в развитии экономического, торгового сотрудничества с европейскими странами), предопределили обращение Югославии к более активной европейской политике. И здесь Белград и Бухарест являлись попутчиками, поскольку их принципиальные позиции по ряду вопросов совпадали. Так, обе стороны выступали за национальный суверенитет и взаимовыгодное сотрудничество всех государств, вне зависимости от их общественно-политического устройства, дистанцировались от блоковых подходов к вопросам европейской безопасности и осуждали навязывание сверхдержавами своей воли малым и средним странам. Еще одной причиной, по которой в Белграде все охотнее шли на расширение сотрудничества с Бухарестом, было стремление югославской элиты к распространению своих политико-идеологических концепций в других социалистических странах в интересах повышения международного престижа СФРЮ, реального превращения Югославии в один из центров мирового коммунистического движения. Так называемая югославская модель коммунистического строительства, нередко называемая «титоизмом»[918], декларировавшая во внутренней политике рабочее самоуправление, а во внешней неприсоединение к военно-политическим блокам и выдвижение на первый план национально-государственных интересов, стабильно вызывала большой интерес у всех реформаторов социализма, в том числе у деятелей венгерской революции 1956 г. или, позже, участников Пражской весны 1968 г. Еще в марте 1964 г. аналитики американского Государственного департамента предсказывали: «Практически все государства Восточной Европы почти наверняка будут стремиться расширить свою автономию […]. Они были свидетелями успеха югославского, албанского и китайского коммунистических режимов в проведении полностью независимого курса»[919]. Таким образом, на волне политики десталинизации и возникновения разных концепций строительства социализма Румыния к середине 1960-х годов дальше других стран-союзниц СССР по ОВД продвинулась по пути освобождения от советского влияния. В румынских лидерах Г. Георгиу-Деже и, особенно, в Н. Чаушеску югославы видели руководителей, ставящих во главу угла национальные приоритеты, а значит своих потенциальных союзников.

1966 год, отразив резкую дипломатическую активизацию СРР и неизменно высокую активность югославской внешней политики, изобиловал югославско-румынскими встречами на разном уровне, обменами делегаций[920]. Особую интенсивность приобрела в 1966–1967 гг. координация усилий двух стран в вопросах безопасности и сотрудничества в Европе[921]. Основная идея, объединявшая Белград и Бухарест, заключалась в том, что эффективное решение проблемы безопасности на континенте возможно только на внеблоковой основе в условиях активного диалога (на уровне министерств иностранных дел, общения парламентариев, общественных организаций и т. д.) между разными странами, как нейтральными, так и относящимися к одному из блоков. Внешнеполитическая активность Югославии и Румынии на общеевропейском направлении стала фактором, подталкивавшим советскую дипломатию к выработке новых предложений с учетом в том числе румынских инициатив. 4–6 июля 1966 г. на состоявшемся в Бухаресте совещании стран-участниц ОВД (именно на нем были заторможены предложения о структурной реорганизации ОВД) была принята Декларация об укреплении мира и безопасности в Европе (известная также как Бухарестская декларация)[922], позитивно воспринятая в Белграде. В Бухаресте же декларация была расценена как успех румынской внешней политики, поскольку некоторые предложения, озвучивавшиеся руководством страны в качестве приоритетных (в том числе о ликвидации военных баз на иностранных территориях и о безъядерных зонах), нашли теперь открытую поддержку и союзников по блоку.

Важной вехой в процессе сближения двух соседних стран стал визит Тито в Румынию 18–22 апреля 1966 г.[923]. В итоговом коммюнике, воспринятом в мире как первый шаг на пути формирования румынско-югославского союза — некоего нового фактора в мировом коммунистическом движении[924], стороны подчеркнули, что основой их сотрудничества является уважение независимости и суверенитета любого государства. Следующий (на сей раз неформальный) приезд Тито в Румынию состоялся в начале декабря 1966 г., лидеры двух стран встретились в Тимишоаре, главном городе румынского Ваната. В ходе бесед звучала критика советского руководства, до сих пор «злоупотребляющего своей силой в отношениях с соцстранами» и пытающегося навязывать разным странам единые шаблоны и формы без должного учета национальной специфики. Как отмечалось, настоящий суверенитет предполагает, что отношения Румынии и Югославии как с СССР, так и между собой, не должны зависеть от их отношений с третьими странами. Здесь имелся в виду не только Советский Союз. Для Тито было важно убедиться в том, что румынское руководство не ставит свои отношения с СФРЮ в зависимость от диалога с КНР, ведь в советско-китайском споре Бухарест продолжал занимать равноудаленную позицию и дистанцировался от критики китайской политики. В ходе встреч югославских и румынских лидеров проявлялись определенные разногласия в оценке курса КПК, по мнению югославского руководства, «компрометирующего