Москва и Восточная Европа. Югославская модель социализма и страны советского блока. 1950-е — 1960-е годы - Анатолий Семенович Аникеев

отмежеваться от особого взгляда Союза коммунистов Югославии (СКЮ) на истоки венгерских событий[798]. Так, в партаппарате ЦК КПСС уже весной 1957 г. должны были принять к сведению, что руководство РРП по возможности устраняется от какой бы то ни было критики тех или иных внешнеполитических шагов югославских лидеров. Как отмечалось в относящемся к этому времени документе отдела ЦК КПСС по связям с иностранными компартиями, румыны стараются быть очень осторожны в своих заявлениях, касающихся Югославии и ее политики[799]. При этом содержалась ссылка на наблюдения болгарских и албанских представителей, проявлявших в силу неурегулированности отношений своих стран с титовской Югославией особое внимание к позиции Румынии именно на югославском направлении. Очевидно, что в Бухаресте, после неплохого старта, взятого в 1956 г., рассчитывали на дальнейшее поступательное развитие двусторонних отношений с Югославией, дорожили ими и не хотели жертвовать в угоду Москве этими отношениями, отказываясь тем самым от новых возможностей расширения экономического сотрудничества с ближайшим соседом и — в более широком плане — сужая поле самостоятельных внешнеполитических маневров для Румынии[800].

Особенно показательны в этой связи обозначившиеся уже с ноября 1956 г., т. е. со времени проявления самых первых симптомов нового витка ухудшения советско-югославских отношений, попытки румынского коммунистического руководства повлиять на их урегулирование. При всем вышеупомянутом стремлении лидеров Румынии подыграть Москве в деле нейтрализации «команды» Имре Надя (создавшем новый груз и для румыно-югославских отношений вследствие депортации «группы Надя» именно в PHP 22–23 ноября) такова была их сверхзадача в ходе контактов с представителями Югославии. Ведь в Бухаресте были явно не заинтересованы в ухудшении отношений между Белградом и Москвой, так как это угрожало перспективам югославско-румынского сотрудничества. Более того, румынская сторона попыталась выступить в роли прямого посредника в деле снятия напряженности между советским правительством, а также венгерским пока еще марионеточным правительством Я. Кадара, с одной стороны, и официальной Югославией, с другой, возникшей вследствие депортации группы И. Надя[801]. Посредничество Бухареста в некоторой мере повлияло на готовность Белграда пойти на компромисс с Москвой в «деле Имре Надя».

Эту посредническую миссию в деле налаживания советско-югославских отношений, ухудшившихся в результате венгерского кризиса, румынская сторона пыталась исполнять и позже. Так, первая после ноября 1956 г. встреча первых лиц СССР и ФНРЮ — Хрущёва и Тито — состоялась именно в Румынии 1–2 августа 1957 г.[802]. Стороны пришли к взаимному компромиссу. Советское руководство обещало повлиять на Я. Кадара и его команду, чтобы те не выпячивали обвинений против Югославии во время готовившегося судебного процесса по делу И. Надя. Югославская же сторона согласилась участвовать в запланированном на ноябрь 1957 г. совещании компартий социалистических стран. Однако в середине октября, ознакомившись с проектом Декларации совещания, югославы заранее отказались его подписать, убедившись в том, что Москва, как и раньше, продолжает диктовать мировому коммунистическому движению свои установки. Таким образом, румынское посредничество оказалось не в полной мере результативным[803]. Свой отказ югославы мотивировали нежеланием дополнительно осложнять диалог с Западом после того как ФРГ уже разорвала отношения с ФНРЮ на основании так называемой «доктрины Хальштейна», после установления Югославией дипломатических отношений с ГДР. Тем не менее представители СКЮ приехали в Москву, участвовали в юбилейных торжествах по случаю 40-летия октябрьской революции. Не приняв участие в совещании компартий социалистических стран и, соответственно, не подписав его декларации, они в то же время поставили подпись под Манифестом мира, принятом на широком совещании, в котором участвовали представители 68 компартий.

Георгиу-Деж, ссылаясь на болезнь, не поехал в Москву на большое совещание компартий, приуроченное к 40-летнему юбилею октябрьской революции в России. Румынскую делегацию возглавлял премьер-министр Киву Стойка. Можно предполагать, что Деж, информированный об отказе югославов подписать итоговую декларацию, ожидал (не без оснований), что на конференции начнется их острая проработка, и заранее хотел от нее дистанцироваться. Делегация СКЮ во главе с Э. Карделем действительно подвергалась в дни московских ноябрьских совещаний сильному давлению в целях заставить ее подписать декларацию компартий социалистических стран. Однако в целом в Москве в то время пока еще доминировала линия на удержание имевшихся противоречий в приемлемых рамках, сохранявшаяся до апреля 1958 г., когда была принята новая программа СКЮ, объявленная в СССР ревизионистской.

Участие румынской делегации в работе московских совещаний было омрачено трагическим событием — в результате жесткой посадки самолета в аэропорту Внуково погиб один из ее членов, министр иностранных дел Румынии Г. Преотяса, другие члены делегации отделались сильными ушибами. На московских совещаниях проявилась не только очень жесткая линия руководства китайской компартии в вопросах об отношениях между двумя лагерями и мирном сосуществовании, но и особая позиция компартий Югославии, Польши, Италии, отличавшаяся, напротив, большей в сравнении с линией КПСС компромиссностью в тех же вопросах[804]. Что касается румынской делегации на совещаниях, то она в своих выступлениях не только не отклонялась от линии Москвы, но даже не упустила случая напомнить о позитивной роли традиций Коминтерна и Коминформа в мировом коммунистическом движении, что очень резко контрастировало с теми оценками этих политических феноменов, которые восторжествуют в Румынии десятилетием позже.

Между тем, стремление позиционировать себя на большом совещании компартий в качестве надежного союзника КПСС и СССР, ценящего общее коминтерновское наследие, сочеталось с вполне обозначавшимися к осени 1957 г. попытками проведения более самостоятельной и активной политики, и прежде всего на балканском направлении. Определенный геополитический вакуум, образовавшийся вследствие стагнации Балканского пакта[805], сделал возможным выдвижение новых внешнеполитических инициатив. С одной из них, не противоречившей генеральной линии СССР, выступило в 1957 г. руководство Румынии, рассчитывая, что это не вызовет негативной реакции Советского Союза.

9 августа 1957 г. МИД Румынии направил в ЦК КПСС записку «К вопросу о создании коллективного регионального сотрудничества Балканских стран». В ней подчеркивалось, что своей мирной инициативой Румыния намерена оказать содействие советской внешней политике, что предложения, исходящие не от великой державы, а от одной из сравнительно небольших социалистических стран, могут возыметь даже больший пропагандистский резонанс[806]. После согласования с Москвой 10 сентября 1957 г. в газете Scînteia («Искра») было опубликовано заявление румынского правительства «Об установлении отношений многостороннего мирного сотрудничества между странами балканского региона», в те же дни распространенное в ООН среди делегаций, прибывших на открывшуюся в Нью-Йорке очередную, XII сессию Генассамблеи[807]. В заявлении предлагалось провести встречу руководителей шести балканских государств (Албании, Болгарии, Греции, Румынии, Турции и Югославии) и выступить на ней с совместной декларацией о защите мира, мирном сосуществовании и ненападении. Наряду с этим на встрече предлагалось обсудить и вопросы экономических и культурных связей между балканскими странами. В дальнейшем такие встречи предполагалось сделать