Москва и Восточная Европа. Югославская модель социализма и страны советского блока. 1950-е — 1960-е годы - Анатолий Семенович Аникеев

выступать с громкими речами. Например, 30 октября принял участие в пленарном заседании исполкома варшавской парторганизации и в длинной речи воздал хвалу С. Сташевскому, потребовав отправить в отставку 3. Новака и вообще решительнее избавляться от консерваторов (т. е. «натолинцев»). Кроме того, Гозьдзик беспокоился, как бы после победы демократических сил не произошла реакция и Гомулка не утратил связи с массами. Другие выступавшие тоже выражали такую тревогу и при этом, что интересно, больше восхваляли Гозьдзика, чем Гомулку[446].

Несколькими днями ранее смешанная делегация варшавского автозавода и редакции популярнейшей молодежной газеты «По просту» во главе с главным редактором издания Э. Лясотой и заместителем Гозьдзика М. Зузанкевичем по просьбе Гомулки приняла участие в пленуме воеводского комитета ПОРП в Гданьске. Там тоже звучала похвала в адрес жеранских рабочих, из-за чего присутствовавший на заседаниях член ЦК В. Матвин и решил напомнить о роли партийного руководства в «раскрутке» Гозьдзика и его товарищей (о чем говорилось ранее). В Гданьске по традиции также клеймили «натолинцев» (в частности, первого секретаря местной парторганизации Я. Труша, который тут же и был снят), а один из ораторов, рабочий верфи им. Парижской коммуны в Гдыне, даже провел параллель между их антисемитизмом и содержанием «Майн Кампф»[447]. В общем, ставка «пулавян» на варшавский автозавод целиком оправдала себя.

Всё это свидетельствует о громадном влиянии варшавского автомобильного в те дни. Еще в июне, когда Гомулка даже не был восстановлен в партии, редакция заводской газеты приглашала всех желающих принять участие в дискуссии о рабочем самоуправлении. С июля парторганизация начала налаживать связи с другими предприятиями столицы[448]. 16 июля нажеранском заводе была образована комиссия для перевода предприятия на хозрасчет, а 20 сентября был оглашен проект устава рабочего самоуправления: рабочий совет избирался всеми работниками и становился высшим органом власти на заводе, исполнительным органом объявлялся его президиум, избираемый на пленуме совета и утверждаемый министром машиностроения; пост директора также становился выборным, в случае его несогласия с советом спор выносился на обсуждение заводской парторганизации, которая наделялась правом объявлять досрочные выборы.

Таким образом, ключевая роль отводилась парторганизации. Против этого выступила редакция «По просту». Она справедливо опасалась возрождения бюрократизма и призывала вернуться к подлинной власти советов, причем, на всех уровнях вплоть до создания Рабочего сейма, а министерства преобразовать в техническо-экономические учреждения (т. е., в сущности, повторить югославскую схему). При этом «По просту» выступала и против парламентской демократии, т. к. та могла привести к НЭПу и даже капитализму. «Диктатура пролетариата не удержится, если не произойдет окончательный слом оставшихся звеньев системы власти», — заявлялось со страниц газеты в начале января 1957 г.[449]. В том же духе высказывалась и редакция официального органа Союза польской молодежи (аналог комсомола) «Штандар млодых». Их статьи, вышедшие после триумфального возвращения к власти В. Гомулки в октябре 1956 г. были переполнены призывами перейти ко второму этапу свершившейся «революции», т. е. к окончательному слому командно-административной системы (ровно на то же в свое время были направлены и югославские реформы, провозглашавшие целью борьбу с бюрократизмом). Однако Л. Гозьдзик, выступая 19 ноября на отчетно-выборной конференции заводской парторганизации, решительно высказался за сохранение руководящей роли партии и против «чрезмерного продвижения вперед» (дословно повторяя таким образом риторику Гомулки). Впрочем, одновременно он призвал окончательно очистить партию от «натолинцев» и строго соблюдать внутрипартийную демократию[450].

По совпадению именно в этот день Сейм утвердил новый устав о рабочих советах, в котором не было ни слова о парторганизации. Согласно уставу, в рабочие советы имели право избираться все сотрудники предприятия, но при условии, что на две трети он будет состоять из рабочих. В обязательном порядке членом президиума рабочего совета становился директор. Совет имел право регулировать работу предприятия в рамках принятого Госплана и распоряжаться заводскими фондами, однако, должен был при этом учитывать мнение профсоюза. В случае несогласия профсоюза с позицией рабочего совета решение принимало собрание всех работников предприятия. Рабочий совет располагал правом голоса в вопросе о назначении или снятии директора предприятия (окончательное решение оставалось за министром), а директор обязан был отчитываться перед рабочим советом в своих действиях и мог отменять его постановления в случае, если они противоречили законодательству либо Госплану[451]. В целом устав повторял югославский вариант, но имелись и отличия. Например, в Югославии директора выбирали рабочие на конкурсной основе, а утверждал президиум местного совета. Кроме того, в Югославии из-за упразднения министерств, руководивших промышленностью, их роль выполняли палаты тех или иных ветвей экономики, членов которых выбирали рабочие советы (однако правительство имело право вмешиваться в их работу)[452]. Кроме того, в Югославии на решения рабочего совета влияла парторганизация предприятия, чьей задачей было препятствовать росту заводского эгоизма и действовать в интересах Госплана. Зато устав, при всех отличиях, унаследовал негативные черты югославского самоуправления: во-первых, рабочие не могли эффективно влиять на работу предприятия, так как не обладали необходимыми знаниями (хотя в Югославии были запущены экономические курсы для членов рабочих советов), во-вторых, наличие сразу двух центров принятия решений (директора с инженерами и рабочего самоуправления) не могло не приводить к трениям, поскольку отсутствовало четкое распределение полномочий (вдобавок разнились цели: рабочие склонны были направлять средства на социальные нужды, а директор — на закупку материалов для предприятия), в-третьих, самостоятельность предприятия ограничивалась госбюджетом, из которого направлялись инвестиции (половину дохода югославские заводы и фабрики передавали в бюджет, вторая половина уходила на зарплаты рабочим, жилищное строительство, социальные нужды, профессиональное обучение, при этом уровень зарплат рабочие должны были согласовывать с профкомом и райсоветом)[453].

Интерес польских рабочих к самоуправлению быстро угас. Активистов самоуправления нейтрализовали, раздав им места в дирекции и тем вырвав из рабочей среды[454]. Реальная власть на предприятии сосредоточилась в руках директора, инженеров и парторганизации как структуры, отвечавшей за выполнение плана перед партийным руководством (о чем было прямо сказано в уставе ПОРП[455]).

Гомулка и его соратники, вернувшиеся к власти в октябре 1956 г., совершенно не были настроены повторять югославский эксперимент, который однозначно квалифицировали как ревизионизм. Оно и понятно: отстранение Гомулки произошло до того, как Тито начал внедрять концепцию самоуправления, а потому «новое-старое» руководство польской партии просто не имело возможности проникнуться ее идеями — пока шли югославские реформы, польские «правые уклонисты» (как их окрестила партийная пропаганда того времени) сидели в тюрьмах. Из всей партийной верхушки за перенос югославского опыта рабочего (и только рабочего!) самоуправления на польскую почву высказался на VIII пленуме лишь «пулавянин» Э. Шир, возглавлявший Государственную комиссию экономического планирования[456]. Гомулка же на IX пленуме в мае