Москва и Восточная Европа. Югославская модель социализма и страны советского блока. 1950-е — 1960-е годы - Анатолий Семенович Аникеев

«Пражская весна» подтвердила выбор болгарского лидера в пользу безоговорочной поддержки Советского Союза, намерение жить по советам Москвы, обеспечивая своей позицией модернизационный прорыв Болгарии. В этих условиях эволюционировала и болгарская реформа, в определенной мере заимствовавшая опыт Белграда и Праги. В одной из официальных бесед с «нормализатором» Густавом Гусаком Живков разъяснял замысел создания государственных хозяйственных объединений (ГХО) как двуединую попытку «централизовать» производство в конкретной отрасли и, вместе с тем, сделать объединения менее зависимыми от планирования из «центра». «Поначалу, — сообщил Живков, — отдельные предприятия, заводы, входившие в эти объединения, имели известную экономическую и юридическую самостоятельность. Сейчас мы полностью или почти полностью ликвидировали эту самостоятельность. ГХО является ныне основной хозяйственной единицей, имеющей экономическую и юридическую самостоятельность. Наш опыт показывает, что предоставление такой самостоятельности отдельным заводам и предприятиям, даже при условии централизованного планирования, которое было у нас всегда, наносит вред государству и общественной собственности, растранжириваются капитальные вложения, фонд заработной платы, не может последовательно осуществляться технический прогресс. Ранее мы создали 120 ГХО. Но путем концентрации производства укрупнили объединения, и сейчас в нашей экономике… действуют 66 ГХО»[418]. Сама по себе концентрация, однако, не решала проблему качества производимой продукции и, следовательно, ее конкурентоспособности на свободном рынке. Кроме того, в действие вступили внеэкономические факторы, прежде всего, боязнь руководителей соцстран столкнуться с политическими последствиями экономических реформ, как произошло во время «Пражской весны».

«Рыночные» тенденции в болгарской экономике вытеснялись, уступали место следованию «классике» — советской модели при расчетах на постоянную и масштабную помощь Москвы. В декабре 1968 г. была упразднена упомянутая выше комиссия по разработке новой системы планирования и руководства народным хозяйством, а ее глава Гриша Филипов стал первым заместителем председателя Государственного планового комитета и, как указывают болгарские авторы, наиболее активным оппонентом введения (частичного) рыночных цен[419]. Судьбу болгарской реформы решило стремление руководства сохранить привилегированное положение самого близкого и верного советского союзника.

Положение в Болгарии, однако, не во всём устраивало советскую сторону. Это отчетливо проявилось в записке «О некоторых моментах нынешнего внутриполитического и экономического положения Болгарии», подготовленной в марте 1969 г. министром иностранных дел А.А. Громыко и заведующим Отделом ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран К.В. Русаковым для ЦК КПСС[420]. Материалы советского посольства в Софии, составившие основу документа, вызвали у авторов записки «определенную озабоченность». В первую очередь, из-за крупных недостатков и даже «провалов» в руководстве народным хозяйством и, особенно, из-за сложившейся практики рассмотрения экономических вопросов в Политбюро ЦК БКП. Единогласное принятие решений, отмечалось в записке, отнюдь не свидетельствовало о единой точке зрения по обсуждавшимся вопросам. Новые проекты и предложения по вопросам внутреннего развития оформляются в виде записок Живкова в Политбюро и преподносятся как «новый творческий вклад», не требующий всестороннего и глубокого рассмотрения. Большинство новых проектов реформ и реорганизаций в сфере экономики готовится узкой группой лиц, сама «новая система» все время меняется, дополняется непроверенными на практике и подчас необоснованными положениями.

Выводы Громыко и Русакова вполне объективно отражали процесс оформления режима личной власти Живкова — руководителя партии и государства. Спустя два года он возглавит Государственный совет НРБ — высший постоянно действующий орган государственной власти, соединяющий принятие решений и их исполнение на основе принципа «единства государственной власти». Правда, несмотря на большой объем реальных функций болгарского лидера, ему, как отмечается в историографии, особенно импонировала роль руководителя национальной экономики[421].

1970-е годы ознаменовались в Болгарии чередой реформ, оценивающихся в историографии как «наиболее консервативные и застойные»[422]. Подход оставался прежним — пытаться решать назревшие проблемы, не устраняя породившие их причины, обусловленные системой. При дирижируемой экономике, регулируемом государством рынке и господстве идеологемы об абсолютной руководящей роли БКП в «государстве-партии» любые нововведения с элементами экономической либерализации оказывались полумерами. Стать адекватным ответом на вызовы времени они не могли.

В принятой на X съезде БКП (апрель 1971 г.) программе партии подчеркивалось всемирно-историческое значение советского опыта, универсальность общих закономерностей перехода к социализму, заложенных в советскую модель. Болгарские руководители исходили из прокламировавшейся готовности творчески прилагать эти закономерности к специфическим условиям своей страны, разрабатывать самобытные формы их проявлений, однако конкретного наполнения подобные констатации не имели. На практике в болгарских «верхах» априори довольствовались убеждением, что страна движется по правильному пути.

В мае 1971 г. всенародный референдум узаконил новую Конституцию НРБ, статьи которой отличала высокая степень идеологизации, а именно подчеркивание социалистического характера всех государственных, общественных, культурных институтов. Как социалистическая характеризовалась и экономическая система, основанная на общественной собственности на средства производства, исключающая эксплуатацию человека человеком и планомерно развивающаяся в направлении к коммунистической экономике[423]. По сравнению с «димитровской» конституцией 1947 г., новый Основной закон иначе определил формы собственности, включил не совсем ясное понятие «личной собственности» вместо частной и, помимо государственной (общенародной) и кооперативной, зафиксировал еще и «собственность общественных организаций»[424].

Конституция 1971 г., пишут Е. Калинова и И. Баева, отразила попытку «переформулировать» принципы созданной в период сталинизма системы в духе нового времени и в соответствии с новыми советскими установками. Введенное при Брежневе определение «развитое социалистическое общество» нацеливало на отсрочку обещанного Хрущёвым к 1980 г. «коммунизма» и вероятность длительного к нему перехода, не исключая проведение необходимых реформ[425].

Болгарское руководство построение «развитого социалистического общества» связало с очередной попыткой поставить на повестку дня вопрос о дальнейшем всестороннем развитии сотрудничества и сближения с Советским Союзом. На пленуме ЦК БКП (17–19 июля 1973 г.) Живков образно сформулировал задачу создать общий организм, «орошаемый единой кровеносной системой»: Болгария «должна иметь единый с Советским Союзом ритм, единые критерии [развития], объединять усилия и согласовывать действия в политической, экономической, идеологической и военной областях»[426].

Идея «16-й республики» сравнительно хорошо отражена в историографии[427], и нет необходимости останавливаться на ней подробнее. Заметим только, что ее обсуждение в болгарском высшем эшелоне не могло не затронуть югославских сюжетов. На пленуме ЦК БКП (3–4 октября 1973 г.) при рассмотрении балканской политики подчеркивалось, что «Болгария вынуждена сожительствовать и строить нормальные отношения с членами НАТО, с приверженцами “неприсоединившегося” и “самоуправленческого” социализма, с попавшими под влияние маоизма или своего собственного национализма», что, исходя из этого, следует действовать «наступательно, умно, гибко и тактично»[428]. Один из выступавших с гордостью отметил, что в Болгарии не было ни венгерских, ни чехословацких событий, ни польских, ни берлинских волнений, что удалось избежать «явлений, подобных румынским», и что «выкорчеваны попытки насадить югославскую