Москва и Восточная Европа. Югославская модель социализма и страны советского блока. 1950-е — 1960-е годы - Анатолий Семенович Аникеев

Лишенное каких-либо прямых отсылок или даже намеков на иные, «неболгарские», пути развития «письмо семи», как его именуют в исторической литературе, тем не менее, совпадало в главном с позицией югославского руководства в части критики советской модели. Констатировались все отрицательные черты болгарского «бюрократического государственного социализма» (деформация отношений собственности в пользу находящейся у власти бюрократии, фактическая экспроприация рабочих и крестьянства, отстранение трудящихся от реального участия в управлении, диктат «горстки» функционеров, опасность реставрации личной власти и пр.). «Накопилось достаточно доказательств того, что социализм вырождается в свою карикатуру», — указывали авторы письма и призывали членов ЦК, а через них всех коммунистов, сделать свой выбор: «Станем ли мы могильщиками величайшего идеала человечества или возьмем в свои руки заботу о его очищении и возрождении»[368]. Однако апелляция к властям, ограниченная критикой отдельных сторон режима, не опиралась на какие-либо конструктивные идеи и тем более на позитивную программу и была обречена.

Появление «письма семи» стало дополнительным поводом для организации наблюдения за сотрудниками югославского посольства в Софии. В специально принятом решении Политбюро от 5 января 1961 г. указывалось, что целью «постоянной слежки» являлось раскрытие агентуры югославского Управления государственной безопасности (УДБ) и «окончательное пресечение ее антинародной и антимарксистской деятельности в стране». Органам болгарской госбезопасности предписывалось задержать Николу Куфарджиева и провести следствие, чтобы «до конца выявить его связи с югославскими ревизионистами и с УДБ»[369].

После непродолжительного следствия вопрос «об антипартийной деятельности группы» был рассмотрен на пленуме ЦК БКП 3 марта 1961 г. Докладчик — секретарь ЦК Димо Димов сообщил, что «следствие проходило нормально, можно сказать, в домашней обстановке». С самого начала решено было судебного процесса не проводить, специально созданная для проверки фактов комиссия провела опросы фигурантов по «делу», остававшихся на свободе, и подготовила свое заключение. Комиссия пришла к выводу, что идейно-политической основой группы являлся «титовский ревизионизм», что группа плотно контактировала с атташе по печати югославского посольства в Софии агентом УДБ Владимиром Синджеличем и имела связи с югославской разведкой (последние, как было заявлено на пленуме, приравнивались к связям с ЦРУ). Критикуя деятельность БКП, Куфарджиев призывал к внимательному изучению югославского опыта («там много интересного, там строят настоящий социализм»). Объявленный на пленуме «теоретиком» группы Веселин Дашин (не потому ли, что в свое время он в течение двух лет представлял БКП в редакции журнала За прочный мир, за народную демократию!) указывал на наличие нескольких видов социализма — «догматический» (китайский); «бюрократический» (советский, болгарский и пр.) и «правильный», «самый демократический» (югославский «титовский»), «Правильность» заключалась в наличии у югославов «самой малой бюрократии» и «самых больших свободы и успехов». Дашин уточнял также, что болгарский социализм (по логике и советский) является «деформированным» вариантом, «фабричным браком», а группа в целом считала необходимым искать новые пути построения социализма в Болгарии[370].

В ходе следствия Куфарджиев признал, что во взглядах группы содержалась значительная «доза» югославского ревизионизма и что именно это объясняло «идейную неустойчивость» членов группы как коммунистов[371]. Признание Куфарджиева во «влиянии югославского ревизионизма» стало решающим.

Осудив «антипартийную группу», пленум исключил ее членов из БКП как «злостных ревизионистов-фракционеров», действовавших против политики и единства партии; они лишились прежних мест работы и вместе с семьями по приказу министра внутренних дел были выселены из столицы.

Чтобы блокировать нежелательные настроения и любые проявления несогласия с официальным политическим курсом, началась разъяснительная кампания. В местные парторганизации было разослано подробное информационное письмо о группе Куфарджиева и решении пленума[372]. В документе были изложены, как негативные, главные составляющие югославской модели и результаты ее реализации: отступление от регулируемого планом развития; конкуренция между государственными предприятиями и банкротство многих из них; анархия цен и рост дороговизны; капиталистические законы развития деревни; низкий жизненный уровень огромных слоев населения, особенно в более экономически отсталых республиках. Общим знаменателем стал вывод об усилении капиталистических тенденций в промышленности, торговле и в экономике Югославии в целом[373].

Как и предполагалось, письмо послужило поводом для очередной чистки в «первичках», в ходе которой по «делу» группы Куфарджиева прошли более 100 коммунистов, в основном из числа интеллигенции. Весной 1961 г. советское посольство неоднократно информировало «инстанцию» по этому вопросу после бесед сотрудников с Живковым и Юговым. Но, судя по всему, особого беспокойства в связи с этим «делом» ни у болгар, ни у советских наблюдателей в Софии не возникало. В справке от 29 мая 1961 г. посол Г.А. Денисов сообщал в Москву, что «в целом “куфарджиевщина” не представляет серьезной опасности для государства и для политического положения в стране»[374].

Ознакомление с материалами пленума от 3 марта 1961 г. показывает, что, используя «дело» группы Куфарджиева, Живков и его ближайшее окружение усилили свои позиции, устранив оппонентов из числа авторитетных представителей старой партийной гвардии. Удар был нанесен по личным противникам Живкова — Йонко Панову и Добри Терпешеву, вина которых, как отметил Живков в заключительном слове на пленуме, заключалась в том, что они стали «идейными вдохновителями» группы Куфарджиева и центром притяжения недовольных, формирующих, якобы, своего рода «клуб Петёфи»[375]. Решение пленума об исключении этих коммунистов из партии было, как и следовало ожидать, единодушным.

Уже на следующий день после пленума на совещании секретарей окружных комитетов партии по агитационно-пропагандистской работе секретарь ЦК БКП Митко Григоров призвал открыто говорить в парторганизациях об имеющихся трудностях, вскрывать недостатки, а не действовать «за спиной у партии», шушукаясь по углам или за столиками в кафе. Указав не деструктивную роль посольств «буржуазных государств» — Югославии, США, Франции, Великобритании, Израиля, пытающихся осуществить идеологический «прорыв» в Болгарии, Григоров особенно отметил действия югославских дипломатов. Он подчеркнул их повышенное внимание к творческой интеллигенции: приглашения на приемы в посольство, регулярную рассылку литературы и пр. Григоров охарактеризовал как способы «легальным путем вести работу по разложению болгарских интеллектуалов»[376].

1961 год закончился очередной корректировкой болгарской позиции в югославском вопросе. Сообщая на пленуме ЦК БКП (28–29 ноября) о работе XXII съезда КПСС, Живков отметил критику на нем «ревизионистских, антиленинских позиций» СКЮ и подчеркнул: «Пока югославское руководство будет держаться за свои ревизионистские концепции, мы не можем поддерживать связи с СКЮ по партийной линии»[377].

Пленум отразил прилив очередной волны десталинизации, начавшийся в Болгарии под влиянием XXII съезда КПСС: на нем вновь был поставлен вопрос о культе личности Червенкова. Бывшему лидеру припомнили многое — и «пакостную роль», которую сыграла для Болгарии поездка делегации во главе с Червенковым в Китай, и неоправданное восхваление им китайского опыта,