Босс для Белоснежки (СИ) - Амурская Алёна

— Кирилл, а это что за сопровождение у вас? — спрашиваю я вполголоса, взглядом указывая на охранника. — Это… новая политика безопасности или что?

Он дёргается, как будто я наступила ему на провод, взгляд уходит в сторону, и он пытается улыбнуться так, чтобы улыбка получилась естественной, но выходит неровно:

— Да это так… просто Вован, — сообщает так, будто это о чем-то мне говорит. — Ну… мы типа лучшие друзья. Привыкли везде вместе ходить. Ничего такого.

— Понятно, — киваю я, ничего не понимая.

Ну не выглядят они друзьями от слова совсем, особенно учитывая глубокую интровертность айтишника. И этот его взгляд не дружеский, а скорее холодно-проверяющий. От него мне как-то не по себе. Но больше я Кирилла о нем не расспрашиваю, чтобы не загонять парня обратно в раковину.

Через десять минут компьютер оживает. Экран открывает и закрывает окошки разных программ шустро, как новенький.

— Вот, готово, — говорит Кирилл.

— Спасибо. Вы волшебник, — хвалю его искренне, и он краснеет. Такой стеснительный.

А после обеда вся женская половина офиса взрывается новостью.

“Батянин назначил себе личного курьера!” — пишет кто-то из бухгалтерии в общем чате.

Я перечитываю сообщение трижды, ничего не понимая. Личного курьера?.. Не припоминаю, чтобы в отделе кадров упоминали о существовании такой должности. Странно. Того и гляди, теперь все реально решат, что я специально протолкнула его к генеральному. После Акулова с его дурацкой экскурсией.

Сижу, тупо смотрю в монитор на бурление сообщений в чате, а в ушах звенит, как после звонка на перемену.

— Что ж, поздравляю вас, госпожа Белоликова! — Маргоша моментально оказывается рядом, от негодования переходя на желчно-официальный тон. — Ваше чудо в перьях уже у Батянина в фаворитах. Позор на весь офис!

У меня всё внутри как-то растерянно сжимается. Да, я действительно подсказала Яне вакансию. Но при чём тут фавориты?

Неохотно поднимаю на неё глаза, стараясь смотреть спокойно.

— Я лишь сообщила про никому не нужную вакансию, — отвечаю сухо. — Больше ничего.

— Ну да, ну да, — отвечает Маргоша таким тоном, будто услышала признание в преступлении. — Конечно же, у этого пугала всё само собой получилось, охотно верю! — и тут же снова строчит что-то в свой токс-чатик. Я даже не сомневаюсь: сейчас там будет новый поток псевдоаналитики, где моё имя и слово «блат» окажутся в одном предложении.

Коллеги переглядываются, а я чувствую, как краснею. Хочется сказать, что я тут ни при чём, но слова застревают. Лучше промолчать.

Вечером после работы мы пересекаемся с «Яном» у стойки. Люди расходятся, коридор шумит шагами. Я всё же решаюсь спросить, тихо, чтобы никто не услышал:

— Как у тебя получилось, что ты теперь личный курьер? Ведь должности такой не было…

Она смотрит на меня из-под челки. Лицо закрытое, молчаливое.

— Не знаю… Видимо, у начальства свои резоны. Или просто повезло оказаться в нужное время в нужном месте, — отвечает мне тихо, уклоняясь от темы.

Я вздыхаю, уловив ее интонации. Что ж, не буду ее мучить. Но здесь явно есть нечто большее, чем просто «повезло».

Мы все вываливаемся на парковку. Воздух влажный, пахнет асфальтом после дождя, фонари отражаются в лужах. Яна сразу шмыгает куда-то в сторону, молча сжав мне руку на прощание, а остальная толпа сотрудников тянется к корпоративной маршрутке. Люди болтают, смеются, звонят в телефоны.

И тут я замечаю мощный внедорожник Батянина. Чёрный, хищный, он стоит прямо у выезда. А его хозяин сидит внутри, пропуская через дорогу поток сотрудников. Маргоша первая расплывается в улыбке и со сладкой услужливой улыбкой громко прощается с ним:

— До свидания, Андрей Борисович! Приятного вечера!

Он кивает ей вежливо, но отстранённо. Точно так же, как и другим, кто спешит поздороваться-попрощаться, копируя Маргошу.

Я иду последней. Специально задержалась, копаясь в сумке, чтобы он не обратил на меня внимания. Иду с опущенной головой и думаю: «Наверняка он считает, что это я притащила в корпорацию чудака-курьера, которого он зачем-то решил облагодетельствовать. Теперь так и останусь в его глазах человеком, который устроил весь этот цирк».

Подхожу к его машине и чувствую на себе его пристальный взгляд. Блин, теперь будет невежливо не попрощаться, раз все уже это сделали.

Сглатываю и бормочу куда-то в асфальт:

— До свидания…

И в ту же секунду слышу его спокойный бархатно-густой голос, отчётливо разносящийся на всей парковке:

— До свидания, Елизавета.

У меня перехватывает дыхание от неожиданно персонального обращения. Замерев, поднимаю глаза и вижу, что он смотрит прямо на меня. Никакого холода или строгости на его лице нет… только задумчивость. Как если в этот самый момент он размышлял о чем-то, чего и сам не вполне понимает.

Я неловко киваю и иду к маршрутке на ватных ногах. Сажусь на крайнее место, прижимаю к груди сумку и думаю только об одном: почему именно сегодня, именно сейчас он снова назвал мое имя?..

Почему только мое… и ничье больше?

[*] Подробности трудоустройства Яны в параллельной истории "Несмеяна для босса" (главы 7–9).

Глава 22. Слухи об олигархе

Воскресное утро выдалось прохладное и слегка сонное.

Я веду Павлика за руку к остановке, а он топает в своих новых сапожках, гордо глядя на следы, которые оставляет на мокром асфальте. Сумка у меня на плече тяжёлая, как обычно. Но привычка таскать на себе лишние килограммы за годы материнства делает своё дело — плечо терпит.

— Мам, смотри, — Павлик останавливается и показывает пальчиком на голубя, который важно вышагивает прямо возле урны. — У него грязная попа!

Я прыскаю от смеха и спешу его за руку увести дальше, пока кто-нибудь из прохожих не услышал. У моего сына всегда точные наблюдения, только озвучивает он их слишком громко.

До остановки остаётся метров десять, и я уже думаю о том, что через полчаса сдам Павлика своей сестре Машке и получу редкое воскресное время для себя, как вдруг вижу впереди знакомую фигуру.

Внутри у меня сразу всё сжимается. Зря я надеялась, что после развода с Колей мы с этой дамой пересекаться не будем. Но вот и она, стоит в строгом старомодном пальто, с глазами, нацеленными прямо на меня, как два прожектора. Губы сжаты въевшейся в мимику недовольной складкой, руки в карманах.

Карина Сергеевна. Моя бывшая свекровь, попившая немало моей крови за жуткие годы опрометчивого замужества.

— Ах, это ты, Лизавета, — голос её тягучий, как мёд, в котором прячется горчинка дегтя. — Какая встреча! А я всё думала, как у тебя там сыночек растёт. Дай хоть посмотрю на него… Ну, здравствуй, Павлуша, здравствуй, внучок!

Она наклоняется к Павлику, но тот мгновенно прячется за мою ногу.

— Скажи «здравствуй, бабушка», — мягко подсказываю я.

— Не хочу, — бурчит Павлик и жмётся ко мне сильнее. — Мам, пойдём в автобус.

Детская искренность в чистом виде. И свекрови она явно не по вкусу.

— Он у тебя такой застенчивый и зажатый, — оскорбленно роняет она, выпрямляясь. — Весь в тебя. А вот мой Коленька… — и тут я понимаю, что мы плавно переходим к интересующей ее теме. — Ох, и нелёгкая же у него жизнь. Женщина рядом попалась трудная. Венерочка, конечно, красавица, но в быту… ох, Лиза, тебе и в подметки не годится. Это надо видеть. Стерва стервою, за каждую ложку битва.

Карина Сергеевна вздыхает, смотрит на меня испытующе. Похоже, это всё ещё вступление, а не главная часть монолога.

— И всё на мне, всё, — продолжает она, поправляя воротник. — Пенсия моя, связи мои, даже рынок без меня не двигается. А Коленька твой, ну сам знаешь… старается, конечно, но получает одни копейки. Мне его жалко. Мужчина он нежный, тонкий…

Я киваю вежливо, чтобы не спорить. И тут она резко меняет интонацию:

— Но ты, Лизавета, молодец. Устроилась. Всё у тебя, смотрю, ладится, — ее взгляд идет в упор знакомым атакующим приемом, который и прежде на мне отрабатывался. — Вон, слыхала я, что продала ты свою убитую комнатушку в коммуналке за бешеные деньги, аж за целых два миллиона!