Босс для Белоснежки (СИ) - Амурская Алёна

Я невольно напрягаюсь. Откуда она знает?

— Да-да, — добавляет свекровь, мигом уловив выражение моего лица, — все знакомые наши только и судачат об этом… — она поднимает глаза к небу. — Господь, видно, тебе подарил такого покупателя!..

Зная эту особу, “судачат” все эти знакомые явно с ее же и подачи.

Павлик дёргает меня за рукав с требовательным: «Мам, давай поедем», но свекровь не собирается останавливаться.

— Ты не думай, что я как-то лезу в твою жизнь, Лизавета… — она смотрит в сторону, но так, чтобы я слышала каждое слово. — Просто мне соседка твоя бывшая рассказала так, мельком. Видела она, как ты всё оформляла. И видела того самого покупателя на улице. На чёрной машине разъезжает, колёса вот такие! — она машет руками, показывая чуть ли не размер для трактора. — Сразу видно, при деньгах. Два миллиона, мать честная! За ту развалюшку. Ну, я-то не стала ей говорить, что сразу смекнула: не покупка это никакая, а подарок. Уж не завелся ли у тебя… ну, как бы сказать… друг сердечный?

Она произносит «друг сердечный» так, что даже слово «любовник» прозвучало бы нежнее.

Я моргаю и едва сдерживаю смешок. Потому что перед глазами сразу встаёт картина: тот невысокий щуплый покупатель-интеллигент в очках, с аккуратной бородкой, который прикатил тогда к нотариусу на старом велосипеде, держа в руках портфель с документами, чтобы оформить сделку.

— Нет, — говорю я спокойно. — Не друг, просто покупатель. Он на велосипеде приехал. Никакой машины у него не было.

— На велосипеде?! — Карина Сергеевна округляет глаза. — Ах, Лизонька, ну что ж ты наивная-то такая. Это же маскировка! Это он для отвода глаз! А настоящая машина у него, наверное, во дворе стояла. Так люди при деньгах делают, чтоб зависть не будить. У них настоящая машина стоит во дворе, а на людях они — сама скромность. Уж та соседка твоя-то четко машину разглядела…

Она говорит это уверенно, даже торжественно, будто лично проводила расследование. И люди вокруг уже начинают слушать. Я вздыхаю, не желая обсуждать бредни какой-то подслеповатой соседки с маразмом. Уже ясно, куда всё идёт.

— Так вот, — переходит она к сути, — помог бы твой хахаль и нам, родным людям. Знаешь, вот думаю я… ты же у нас человек не чужой. Мы одна семья. Дай в долг хоть немного. Всего сто тысяч. Для тебя это мелочь, а нам — спасение. Отдам… когда смогу, вот те слово!

Я смотрю на неё и понимаю, что отдавать никто ничего не собирается. Но сказать «нет» сразу — значит вызвать бурю.

— Мам, я хочу в автобус, — дергает меня Павлик за рукав. — Давай места у окошка займём!

Я уже открываю рот, чтобы ответить, как автобус подкатывает к остановке. Люди суетятся, собираются войти, и Павлик тянет меня за ними. Я делаю шаг вперёд, но свекровь тут же хватает меня за локоть.

— Ты меня бросаешь? — её голос звучит резче, однако всё ещё с пафосным налетом «благородства». — Жалко тебе помочь Коленьке? Он ведь до сих пор твой муж в душе!

Слишком громко сказано. Несколько зрелых, повидавших жизнь женщин на остановке неподалеку переглядываются, кто-то даже понимающе усмехается.

Я сдержанно отвечаю:

— Знаете, если мой «олигарх на джипе» когда-нибудь подъедет, я вам первой его представлю. Может, он и вам поможет. А пока могу помочь только советом, Карина Сергеевна. Смотрите поменьше мыльных сериалов на ночь, они вредят здравомыслию на старости лет.

По толпе прокатываются смешки, выдавая то, как активно вся пригородная остановка прислушивается к нашему разговору в это позднее воскресное утро. Сразу чувствуется, что никто никуда особо не спешит и потому с большой охотой вникает в чужую маленькую разборку. Это же для них всё равно что бесплатный спектакль — смотри себе и хихикай.

Тем временем пассажиры уже начинают заполнять автобус. Но свекровь всё никак не отстает. Идёт следом и на ходу ещё успевает горестно пристыдить меня во всеуслышание:

— Ай-ай-ай, Лизавета… Нехорошо свекровь на людях из-за скупости твоей дурой выставлять! Стыдно тебе должно быть. Все ведь понимают, откуда у тебя деньги! Дело-то житейское и не мне тебя судить за продажную любовь… Ты лучше подумай, как поддержать пожилого человека. Благое ведь дело! На небесах зачтется, а твой олигарх на джипе не обеднеет…

Выдернув локоть из цепких пальцев свекрови, я вместе с Павликом поднимаюсь по ступенькам.

И ровно в этот момент где-то слева от остановки на выезде трассы рычит мотор. Из-за поворота выезжает лощёная махина-иномарка на широких шинах. Задним колесом задевает глубокую лужу на скорости — и по всей остановке летят грязные брызги. Большинство людей успевает отпрыгнуть…

Однако свекрови, которая оказалась ближе всех к дороге, не повезло.

Почти всё содержимое глубокой лужи выплескивается на ее колени, пальто и сумку. Брызги долетают даже до воротника. Она отшатывается, взвизгивает, хлопает мокрыми рукавами, пытается спрятаться за сумкой, но поздно. Взлетевшая лужа уже медленно обтекает ее грязными струйками на глазах у всей остановки.

Толпа сначала ахает, потом оживляется. Причем троих пожилых деревенских женщин из общей компании как-то разом пробивает на остроумие — до того их, видать, зацепило наглой выдумкой Карины Сергеевны.

— О! Гляньте, а вот и «олигарх» подъехал! — замечает одна.

— Да-а, это ж тот самый, с большими колёсами, — саркастично подхватывает другая, игнорируя тот факт, что свекровь говорила о черной машине, а эта темно-серая. — Вот и состоялась встреча-то!

Третья просто охает от смеха, держась за живот.

Мокрая свекровь стоит на остановке вся красная от возмущения и стыда, и вид у неё такой жалкий, что кто-то всё же помогает ей отряхнуть пальто. Правда, без особого толка.

Двери закрываются, автобус дёргается с места. Посопев на это зрелище сквозь стекло, Павлик, видимо, чувствует некоторую жалость к Карине Сергеевне. Он активно машет ей в окно обеими руками и выдает на весь автобус с детской непосредственностью:

— Пока, бабушка! Скажи своему дяде из джипа, пусть тебя полотенцем вытрет!

Глава 23. Девушка курьера

Автобус гремит по колдобинам, а Павлик дремлет у меня на плече, сморенный тряской. За окнами окраина сменяется знакомыми домами ближе к центру: лавочки, вывески, дворы, в которых я вечно путаю, где проход, а где тупик.

Я мысленно отмечаю: ещё две остановки — и мы у Машки.

Обычно по воскресеньям она забирает Павлика, гуляет с ним, печёт ему мини-оладушки «с важной миссией» и учит считать до ста. Но в последнее время я сама привожу к ней сына, чтобы сэкономить нам обеим время, а самой встретиться с Яной и немного погулять. Мне кажется, она в этом остро нуждается из-за своего крайне замкнутого образа жизни.

Мы выбираемся из автобуса на площади возле сквера, где одуряюще сладко пахнет из торгового ряда с выпечкой и сахарной ватой. Павлик сразу оживает и тянет меня к ближайшему ларьку с макарунами.

— Мам, смотри, там печеньки разноцветные!

Но я машинально торможу его, потому что взгляд цепляется за знакомую фигуру в мешковатом свитшоте.

Яна в образе курьера бредет по улице, ссутулившись и опустив голову так низко, что лохматая чёлка полностью закрывает ее глаза. Я уже делаю шаг навстречу, поднимая руку, чтобы помахать, как вдруг вижу рядом с ней высокого мужчину с очень знакомым каменноподобным лицом.

Короленко Артур Георгиевич. Один из семерых членов совета директоров корпорации “Сэвэн”, который курирует охрану и спорт… и он — тот самый тип, что приходил ко мне два года назад!

Меня на секунду клинит.

Узнаю его мгновенно. Буквально на днях меня наконец официально ознакомили с досье акционеров, чтобы я помнила весь совет директоров в лицо и не перепутала. На случай встреч, если кому-то из них вдруг вздумается пройти, как простые смертные, через общую проходную.

Широкие плечи, уверенная посадка головы, шаг по-прежнему тяжёлый, но в движениях есть лишняя резкость, словно он заставляет себя держать линию прямо. Лицо мрачное, на скулах играют желваки, но взгляд чуть мутноватый. Как если бы он выпил и немного ослабил самоконтроль, сквозь который теперь прорывается раздражение.