Ужас в ночи - Эдвард Фредерик Бенсон

Не скажу, что видение подорвало мое здоровье. Я достаточно спал и ел, но каждое утро меня ждала не приятная полудрема, а резкое пробуждение, окунавшее в бездну отчаяния. За едой или питьем я порой задумывался, стоит ли есть и пить. В конце концов я открылся двум людям, ожидая, что от этого, может быть, станет легче, и робко надеясь, хотя и без особенной веры, что доктор сможет найти происходящему простое объяснение в нарушении пищеварения или скрытом расстройстве нервной системы.

Словом, я рассказал о своем видении жене, которая надо мной посмеялась, и доктору, который посмеялся тоже, заверил, что я до неприличия здоров, и посоветовал сменить обстановку – ведь свежие впечатления творят чудеса в том, что касается галлюцинаций. Когда я прямо спросил, не схожу ли с ума, доктор уверил, что нет и он готов поклясться в этом своей репутацией.

К началу сезона мы, как обычно, переехали в Лондон, и, хотя ничто вокруг не напоминало о произошедшем в канун Рождества, видение жило своей жизнью. В отличие от сна или галлюцинации оно не только не поблекло со временем, а, напротив, становилось ярче день ото дня, разъедая мой ум, словно кислота, и проникая все глубже. Из Лондона мы отправились в Шотландию.

В прошлом году я впервые взял в аренду небольшой лес в Сатерленде – Глен-Каллан, дикое и очень уединенное место, идеально подходящее для охоты. Лес расположен неподалеку от моря, и загонщики постоянно напоминали мне брать с собой компас, поскольку морской туман сгущается стремительно и всегда есть риск надолго застрять на холме, не зная, в каком направлении идти. Поначалу я следовал их совету, но, как известно, если риск раз за разом не оправдывается, предосторожности начинают казаться излишними, и спустя несколько недель ясной погоды я стал все чаще забывать компас дома.

Однажды охота привела меня в место, где я прежде бывал редко, – на высокое плато у границы леса, которое с одной стороны заканчивалось резким обрывом над озером у подножия возвышенности, а с другой плавно спускалось к вытекающей из озера реке в шести милях от моего дома. Ловчий настаивал, что из-за ветра следует взбираться наверх не легким путем, а по скалистому обрыву. Я возражал, что олень никак не учует наш запах, если мы пойдем более простой дорогой. Тем не менее ловчий стоял на своем, и я сдался, рассудив, что это его работа. С большим трудом мы карабкались по огромным валунам, между которыми притаились глубокие расщелины, прикрытые вереском. Каждый шаг приходилось вымерять и проверять палкой, чтобы не переломать костей. К тому же вереск кишмя кишел гадюками: по пути наверх нам встретилось не меньше дюжины, а я не терплю гадюк.

Через несколько часов мы наконец добрались до вершины, где выяснилось, что ловчий был совершенно неправ: ветер нес запах со стороны обрыва как раз туда, где паслись замеченные нами олени, и, судя по следам на земле, они умчались прочь. Ловчий заявил, что ветер переменился, – оправдание очевидно глупое, и я задумался, по какой же причине он на самом деле не пожелал идти более простым путем. Впрочем, эта неудача не испортила нам охоты: уже через час мы напали на след других оленей, и около двух пополудни я подстрелил крупного самца. Потом я пообедал, сидя прямо на покрытой вереском земле, и с удовольствием закурил, греясь в лучах солнца. Оленя тем временем погрузили на пони, и тот потрусил домой.

Утро выдалось необыкновенно теплым. С моря, простиравшегося мерцающей голубоватой дымкой в нескольких милях отсюда, дул теплый ветерок, и, несмотря на чудовищный подъем, я испытывал исключительное умиротворение – столь непривычное, что несколько раз намеренно воскрешал в памяти свое жуткое видение. Однако теперь оно меня почти не трогало. С самого Рождества я еще ни разу не был настолько свободен. С невероятным облегчением, как душевным, так и телесным, я лежал и глядел в голубое небо, где медленно растворялись завитки дыма от моей сигареты. Впрочем, насладиться отдыхом сполна не удалось: подошел Сэнди, ловчий, и стал уговаривать меня идти. По его словам, погода переменилась, ветер задул с другой стороны, и следовало как можно скорее спускаться, потому что вот-вот мог налететь туман с моря. «А в тумане там не спустишься», – добавил он, кивая на скалы.

Я уставился на него в изумлении: ведь справа от нас имелся пологий спуск к реке и не было никаких причин вновь карабкаться по страшным камням, которые мы покоряли утром. Не осталось сомнений, что у Сэнди есть тайная причина избегать легкой дороги. Так или иначе, в одном он не ошибся: туман с моря действительно подступал. Сунув руку в карман, я обнаружил, что компас остался дома.

Разгорелся спор, стоивший нам драгоценных минут: я настаивал, что здравый смысл велит идти простым путем, Сэнди умолял меня поверить на слово, что лучше спуститься по скалам. В конце концов я двинулся вниз по склону, велев ловчему не упрямиться и следовать за мной. Особую досаду вызывало то, что он объяснял необходимость спускаться по скалам сущими глупостями. По его словам, на склоне встречались заболоченные участки (сущая ерунда – ведь лето выдалось погожим); простой путь был длиннее (тоже очевидная неправда); и наконец, там кишели гадюки. Поняв, что его доводы не действуют, Сэнди сдался и молча последовал за мной.

Мы не одолели еще и половины спуска, как нас настиг туман, наплывавший из долины, будто приливная волна. Всего три минуты спустя мы очутились в таком облаке, что едва разбирали дорогу за несколько шагов впереди. Тем более радовало, что в этот момент мы не карабкаемся по опасным скалам, которые с таким трудом преодолели утром. Гордый своим умелым руководством, я шагал вперед, уверенный, что скоро мы выйдем на тропинку у реки. Меня окрыляло ощущение свободы, совсем позабытой с Рождества. Я чувствовал себя школьником, вернувшимся домой на каникулы. Однако туман становился все гуще, и не то к нему прибавился дождь, не то сам он был необыкновенно густой и влажный, только в следующий час я промок так, как не промокал ни прежде, ни потом. Сырость и холод пронизывали до костей, а тропинки, на которую я рассчитывал выйти, все не было. Ловчий шел за мной, негромко ругаясь себе под нос и стараясь держаться поближе, словно в страхе.

На свете бывает множество неприятных спутников – например, не хотелось бы оказаться на том холме с пьяницей или бродягой. Однако напуганный человек хуже их обоих. Страх заразителен, и я стал бояться, что тоже